1

Пришло время покинуть эти места. Мне было сложно противиться желанию увидеться с Бханумоти напоследок. Холмистая цепь Дхонджори, словно прекрасное наваждение, овладела моим сердцем… Эти поросшие лесом склоны и лунные ночи…

Я взял с собой Джуголпрошада. Он ехал на лошади сборщика налогов Шодджона Сингха, и, не успели мы даже покинуть пределы нашего поместья, сказал мне:

— Господин, я не смогу ехать на этой лошади. Как только мы заедем в лес, она начнет спотыкаться и упадет, а вместе с ней и я все ноги переломаю. Я сменю лошадь и вернусь.

Я заверил его, что Шодджон Сингх — отличный всадник, он неоднократно ездил на судебные разбирательства в Пурнию на этой лошади, а какой путь до Пурнии — Джуголпрошад и сам прекрасно знал.

Вскоре мы перебрались через реку Каро.

А после — леса, дивные, необыкновенной красоты, глухие леса! Я уже рассказывал, что деревья здесь не раскидывались плотным балдахином над головой — это были рощицы из молодой хурмы, сала, лесного пламени, мадуки и кула. Усеянные камнями и галькой волнистые красноземы то поднимались вверх, то сбегали вниз. На них изредка встречались следы ног диких слонов. И ни одной человеческой души вокруг.

Я вздохнул с облегчением, оставив позади вереницы уродливых, густонаселенных трущоб и поселений и однообразные, серые пахотные земли Лобтулии. Здесь больше нигде не осталось таких лесов.

Около полудня мы проехали две лесные деревушки по пути — Буруди и Кулпал. И почти сразу же редкие рощи сменили густые, высокие леса. Стоял конец месяца картик, дул холодный ветер, и не было и намека на тепло.

Вдалеке ясно вырисовывалась цепь холмов Дхонджори.

С наступлением сумерек мы добрались до конторы. Она принадлежала сборщику налогов в тех лесах из деревьев хурмы, которые наше поместье выкупило на аукционе.

Этот мужчина был мусульманином из округа Шахаба́д. Его звали Абдул Вахе́д. Он тепло нас поприветствовал и сказал:

— Сумерки уже опустились, вы приехали как раз вовремя, господин. В лесах полно тигров.

Одинокая, безлюдная ночь. Ветер шелестит листвой высоких деревьев. После этих слов сборщика налогов я не решился остаться на крыльце конторы. Мы сидели внутри у открытого окна и разговаривали, как вдруг из леса послышался крик какого-то животного.

— Кто это? — спросил я Джугола.

— Всего лишь хурал, то есть волк.

Уже поздно ночью из леса пару раз доносился смех гиен — такой слышишь, и кровь в жилах стынет. Совсем как смех страдающего кашлем — приступы то удушья, то истерического смеха.

На следующий день на рассвете мы отправились в путь и уже около девяти утра приехали в Чокмокитолу, столицу Добру Панны. Бханумоти была вне себя от радости из-за моего неожиданного приезда. Она так и светилась от счастья и не могла сдержать своих чувств.

— Я как раз вчера думала о вас. Почему вы так долго не приезжали?

Бханумоти как будто стала немного выше и стройнее. Ее прекрасное лицо было всё таким же исполненным красоты, а стан тонким.

— Искупаетесь в озере? Какое масло принести, мадуки или горчицы? В этом году после сезона дождей вода в нем так хороша! Пойдемте, сами увидите.

Я заметил еще кое-что: своей чистотой и опрятностью Бханумоти сильно отличалась от простых сантальских женщин — ее простые, но подобранные со вкусом наряды и украшения выдавали в ней девушку благородного происхождения.

Во дворе глиняного дома, на крыльце которого я сидел, повсюду росли высокие деревья асан и орджун. На ветвях асана впереди расселась стая зеленых лесных попугаев и щебетала о чем-то. Было начало зимы, и, хотя день уже разошелся, в воздухе стояла прохлада. Передо мной, меньше чем в полумиле, раскинулась холмистая цепь Дхонджори, узкая тропа сбегала со склонов холма, разделяя его, словно пробор, а вдалеке виднелась цепочка гор округа Гайя, напоминающая хлопья темных туч.

Если бы я только мог арендовать лес из деревьев хурмы и навсегда поселиться в хижине на берегу какого-нибудь горного водопада в тенистой зеленой долине этого спокойного и уединенного лесного края! Лобтулия уже безвозвратно потеряна, но на эти чащи в землях Бханумоти никто посягать не станет. Почвы здесь в основном красные и богатые пиритом, хороший урожай на них не вырастить — будь они плодородны, всех этих лесов уже давно бы не было. Другое дело, если тут вдруг обнаружат медные прииски.

Перед моими глазами замелькали картины: дымовые трубы медных заводов, трамвайные линии, ряды рабочих бараков, грязные канализации, кучи угольной золы, лавки, чайные магазины, дешевое кино («Три анны за дневной сеанс, занимайте места пораньше!»), заведения с местным алкоголем, швейные мастерские, гомеопатические аптеки (малоимущие пациенты там лечатся совершенно бесплатно), образцовые индуистские отели. В три часа дня звенит заводской гудок. Бханумоти выходит с корзиной угля на голове и направляется в сторону базара: «Кому-ууу уг-ляяя? Четыре пайсы за корзинку!»

Бханумоти стояла передо мной, держа чашу с маслом в руках. Пришли и другие домашние. Окружив меня, они все тепло поприветствовали. Затем я увидел дядю Бханумоти, молодого мужчину по имени Джогру. Он шел в нашу сторону, обстругивая ветку какого-то дерева. Заметив меня, Джогру улыбнулся. Мне нравился этот юноша. Он был чем-то похож на раджпута, смуглый и красивый. Из всей их семьи только он и Бханумоти особенно выделялись — одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, что они принадлежат к благородному племенному роду.

— Ну что, Джогру? Как там охота? — обратился к нему я.

— Не волнуйтесь, бабу-джи, буду сегодня вас потчевать. Вы кого хотите — дикобразов, зеленых голубей или дикую курицу? — рассмеялся он.

Я вернулся, совершив омовение. Бханумоти принесла мне свое зеркальце (то из Пурнии, что я ей тогда передал) и деревянный гребень, чтобы я мог причесаться.

После обеда я отдыхал у себя в комнате. День уже клонился к закату. Пришла Бханумоти и предложила:

— Бабу-джи, не хотите подняться на холм? Вы же это любите.

Джуголпрошад спал. Когда он проснулся, мы все вместе — я, Джуголпрошад, Бханумоти и ее двенадцатилетняя двоюродная сестра, средняя дочь Джогру Панны, — вышли на прогулку.

Мы прошли полмили и подошли к подножию холма. Виды леса здесь настолько необыкновенны, что захотелось постоять немного и полюбоваться. Куда ни брось взгляд, всюду высокие деревья, балдахины лиан, покрытые галькой русла ручьев, разбросанные тут и там камни разного размера. Спрятавшаяся за лесом и грядами холмов полоска неба стала совсем тонкой. Усыпанная красной галькой тропа перед нами, убегая вверх, скрывалась в чаще леса, чтобы вновь появиться по ту сторону холма. Сухая, безжизненная почва без капли влаги.