и пришепетывал.
– Я знаю, что ты нам друг, – поспешил ответить дон Эфраим. – Только очень строгий друг.
Архиепископ, получив почтительный отказ дона Эфраима, не стал тратить времени на второе послание. Вместо того он отправился в Бургос – разумеется, затем, чтобы вытребовать необходимые полномочия для действий против евреев.
Иегуда опасался, что архиепископ добьется своего. Альфонсо и Леонор благочестивы, нейтралитет Кастилии и так уже гнетет их совесть. Дон Мартин наверняка сошлется на недвусмысленный эдикт Святейшего отца и будет увещевать королевскую чету не умножать своих грехов. Иегуда подумывал, не съездить ли и ему в Бургос. Но его удерживало замечание старого Мусы, что как раз чрезмерной суетливостью можно все сгубить.
Когда король призвал его в Бургос, Иегуда воспринял это как знак с небес.
Действительно, архиепископ сильно донимал короля. Он ссылался на многие указы Святого престола и на сочинения великих иерархов церкви. Разве не ответили евреи Пилату: «Кровь Его на нас и на детях наших» – и тем самым не осудили себя сами? Тогда же Господь обрек их на вечное рабство, и обязанность христианских государей – не позволить сему племени, проклятому Богом, снова поднять выю.
– Ты же, дон Альфонсо, – взывал он к королю, – во все годы своего правления потакал евреям, цацкался с ними. И в нынешние тяжкие дни, когда Гроб Господень снова в руках обрезанного антихриста, а папа своим эдиктом обязал всех без исключения – и евреев в том числе – платить саладинову десятину, ты все еще колеблешься, ты не выполняешь указа, ты даешь сим нехристям преимущество пред твоими верными христолюбивыми подданными.
Архиепископу удалось уломать короля, и тот обещал:
– Хорошо, дон Мартин. Мои евреи тоже будут платить саладинову десятину.
Дон Мартин возрадовался:
– Сейчас же назначу налог!
Но дон Альфонсо не то имел в виду. Папа, конечно, мог требовать, чтобы он, король, стребовал со своих подданных десятину и употребил ее на военные нужды; однако взимать налоги и распоряжаться, на что именно их употребить, – это его королевское право. Подобные разногласия возникали уже давно, и они снова обострились уже при первом назначении саладиновой десятины. И хоть Альфонсо высоко ценил архиепископа как верного, рыцарски благородного друга, уступать ему здесь он все-таки не желал.
– Прости, дон Мартин, – молвил он, – но в твои обязанности это не входит.
А когда архиепископ возмутился, король успокоил его:
– Ты ведь не алчешь денег, и я тоже не алчу. Мы христианские рыцари. Мы захватываем трофеи у врагов, но не спорим о деньгах с друзьями. Пускай во всем разбираются финансисты и законники.
– Сие означает, что ты предоставляешь твоему еврею по его хитрому разумению толковать эдикт Святейшего отца? – недоверчиво и вызывающе спросил дон Мартин.
– Обстоятельства сложились так, – ответил Альфонсо, – что дон Иегуда уже как раз на пути в Бургос. И его мнения я, конечно, тоже спрошу.
Тут уж архиепископ взорвался:
– Кого ты намерен спрашивать? Этого дважды неверного? Посланца дьявола? Думаешь, он присоветует тебе что-то дельное во вред своему другу, севильскому эмиру? Кто поручится в том, что эти двое уже сейчас не строят козни против тебя? Еще фараон говорил про народ Израилев: «Когда случится война, соединится и он с нашими неприятелями и вооружится против нас»[69].
Дон Альфонсо прилагал усилия, чтобы выглядеть спокойным.
– Эскривано хорошо для меня постарался, – сказал он. – Он сделал больше, чем все его предшественники. В хозяйстве моего королевства возрос порядок и уменьшился гнет. Ты несправедлив к этому человеку, дон Мартин.
Искренность, с которой король взял под защиту своего еврея, испугала архиепископа.
– Теперь я вижу, – заметил он, теперь уже без гнева, скорее с беспокойством, – что Святейший отец имел все основания предостеречь христианских государей от евреев-советчиков. – И дон Мартин процитировал послание папы: – «Берегитесь, монархи христианские. Коль излишне приблизите к себе иудеев по милости вашей, то воздадут они вам согласно пословице: mus in pera, serpens in gremio et ignis in sinu – как мышь в мешке, как змея за пазухой, как тлеющий уголь в рукаве»[70]. – И удрученно закончил: – Сей человек стал ужасающе близок тебе, дон Альфонсо. Он, как червь, пробрался в твое сердце.
Король был растроган печалью друга.
– Не подумай, – сказал он, – будто я намерен удержать то, что причитается церкви. Я взвешу твои и его доводы и, если не услышу от него чего-то чрезвычайно весомого, убедительного, а главное – несвоекорыстного, тогда последую твоему, а не его совету.
Архиепископ по-прежнему был хмур и озабочен.
– С тебя разве не довольно, – предостерегающе напомнил он, – что Господь, по грехам твоим, обрек тебя бить баклуши в то время, как весь христианский мир сражается? Не прибавляй к старым грехам новых! Заклинаю тебя, не допускай, чтобы в твоих землях поганые нехристи глумились над эдиктом Святейшего отца!
Дон Альфонсо взял его за руку.
– Благодарю тебя, – молвил он. – Я вспомню твое предупреждение, если советник мой попытается заговаривать мне зубы.
Пока король дожидался Иегуду, слова дона Мартина не шли у него из головы. А ведь архиепископ-то прав! Не надо бы так близко связываться с этим евреем. Чужак, с которым поневоле приходится вести дела, так бы и надо с ним обращаться. А он, Альфонсо, уже обращается с ним как с другом. Был у него в гостях, взял его сына к себе в пажи, строил куры его дочери и даже, задетый насмешками этой чванливой девчонки, решился восстановить мусульманский дворец. Отогреешь змею на груди своей, а она тебя все равно ужалит. Может статься, уже ужалила.
Нет, еврей больше не опутает его своими чарами. Надо призвать Иегуду к ответу – почему это он еще не стребовал саладиновой десятины с альхамы. И если он не приведет каких-то крайне весомых доводов, Альфонсо передаст все эти дела в ведение дона Мартина. Пусть не больно-то превозносятся, нехристи поганые!
Но ведь в таком случае выходит, что он передаст церкви свое право владения евреями, свое patrimonio real?[71] Его предки никому не позволяли посягнуть на это святое королевское право.
Он просмотрел донесения о финансах государства. Состояние дел было благоприятно, более чем благоприятно. Эскривано сослужил ему хорошую службу, отрицать этого нельзя. Однако он, Альфонсо, сохранит в сердце своем предостережения архиепископа; он не позволит водить себя за нос.
Для начала он потребует, чтобы еврей предоставил ему огромные денежные суммы для Калатравы и для выкупа пленников. Уже из ответа еврея станет ясно, чтó для него стоит на первом месте – интересы казны и государства или его собственная выгода и выгода