писателей-романтиков, очень важной является тема творчества, которая последовательно проявляется в его романах «Импровизатор», «Всего лишь скрипач» и «Пер-Счастливчик», к ней же он обращается и в историях «Домовой у лавочника», «Под ивою», «Сокровище», «Сын привратника». Судьба его героев очень разная: кто-то добивается успеха и признания, а кто-то гибнет, так и не раскрыв свой талант, как несчастный Кнуд – герой истории «Под ивою», но каждый из них делал мир лучше, выполнял миссию, данную ему свыше.
В целом вера в добро и человечность отличает все сочинения Андерсена, который, будучи человеком весьма религиозным, тем не менее очень далек от каких-либо форм церковной догматики. Его представления о божественной воле и личном выборе между добром и злом сильно отличались от общепринятых, но в своем духовном поиске Андерсен не одинок: его современником был величайший датский философ С. Киркегор, с которым, правда, он так и не смог найти общего языка. В историях «Еврейка», «Кое-что», «Девочка, наступившая на хлеб» проявляется вера Андерсена в то, что доброе, божественное начало присуще всем людям и оно должно так или иначе себя проявить.
Сюжеты таких историй, как «Ветер рассказывает о Вальдемаре До и его дочерях», «История, случившаяся в дюнах», «Ледяная дева» и «Предки Птичницы Греты» тяготеют к поистине романной поэтике, поскольку Андерсен не только ставит философские вопросы, но хочет отразить реальность во всем ее многообразии: в центре внимания уже не эпизод, отдельное событие, а целая человеческая судьба. Андерсен был гениальным интерпретатором самой жизни: в небольших по объему произведениях создается модель некоего универсума, с заранее определенными автором, но и понятными читателю взаимосвязями, потому что читатель как бы вовлекается в орбиту авторских ассоциаций, этот универсум был и миром самого писателя. Создавая свой литературный мир, Андерсен не мог не отождествлять его с самим собой, с собственным пониманием законов бытия, поэтому он и представлялся ему реальным, порой гораздо более обыденным, чем сама жизнь, хотя события в его историях невероятны и исключительны: трагедия знатной фамилии До, печальный жизненный путь Юргена из истории «В дюнах», противостояние Руди и Ледяной девы или тернистый путь своевольной Марии Груббе. Создаваемый Андерсеном художественный мир находится в особых отношениях с миром обычным, он как бы живет по своим собственным законам: присутствующее в нем фантастическое начало – это часть того особого мироощущения автора, когда реальность соседствует со сверхъестественным. Андерсен кажется порой наивным, как средневековый человек, верящий, что мир населен огромным количеством различных духов и сил, которые страшны и притягательны. Для Андерсена-романтика жизнь заключает в себе и все многообразие действительности, и то, что находится за ее пределами, а потому и бытовые предметы, и животные, и силы природы, высшая воля персонифицируются и проявляют себя совершенно естественно, не нарушая целостности повествования. Мир един и многообразен, писатель пытается охватить его во всей гармоничности.
В книгу вошли новые переводы историй, поскольку уже ставшие классическими переводы, сделанные более столетия назад датчанином Петром Ганзеном и его русской женой Анной Петровной, все-таки несколько устарели, в том числе и стилистически. Представляется, что переводчикам удалось передать особую повествовательную интонацию, присущую именно историям, что во многом и отличает их от сказок, которые Андерсен писал в предшествующие десятилетия. Главная цель издания сборника поздних произведений Х. К. Андерсена видится в том, чтобы наш современник вспомнил, что датский сказочник был не только детским писателем и не только сказочником, но и крупным романтическим автором, чьи сочинения не отжили свой век, а могут быть интересны читателю любого возраста и сейчас.
А. Коровин
Старый уличный фонарь
Ты слышал историю о старом уличном фонаре? Она, конечно, не очень-то веселая, но один разок можно и послушать.
Был на свете славный старый уличный фонарь, долгие годы он исправно нес службу, и вот пришла пора уйти на покой. Последний вечер сидел он на столбе, освещая улицу, и чувствовал себя как старая балетная танцовщица, которая последний раз вышла на сцену, зная, что завтра вечером будет сидеть в чердачной каморке. Фонарь ужасно боялся завтрашнего дня, потому что завтра он впервые попадет в ратушу и тридцать шесть городских советников подвергнут его осмотру и решат, годен он или не годен. Может быть, его отправят на какой-нибудь мост, чтобы светить там, или за город, на фабрику, или, чего доброго, прямиком к литейщику, на переплавку, а ведь тогда он может превратиться во что угодно. Но в первую очередь фонарь огорчался оттого, что не знал, сохранит ли он в таком случае память о том, как был уличным фонарем.
Впрочем, как дело ни обернись, его ждет разлука с ночным сторожем и его женой, которых он привык считать своим семейством. Фонарь стал фонарем, аккурат когда сторож стал сторожем. Жена в ту пору много о себе мнила, только вечерами мимоходом смотрела на фонарь, днем же совершенно его не замечала. Теперь, в последние годы, когда все трое – сторож, жена и фонарь – состарились, она тоже ухаживала за ним, чистила стекло, заправляла ворванью. Супруги были люди честные, ни единой капли не присвоили. Последний вечер на улице, а завтра быть ему в ратуше – вот о чем с грустью думал фонарь, так что сами понимаете, как он горел. Мелькали у него, правда, и другие мысли, ведь он так много всего освещал, так много повидал – уж, наверно, не меньше, чем тридцать шесть городских советников, – но этого он не говорил, потому что был славным старым фонарем и не хотел никого обижать, тем паче начальство. Он так много помнил, и, меж тем как внутри разгорался огонь, что-то словно бы говорило ему: «Да, и меня тоже наверняка вспоминают! К примеру, тот красивый юноша – ах, сколько же лет минуло с тех пор! – в руке у него было письмо, листок розовой бумаги, тонкой, дорогой, с золотой каемкою, исписанный изящным женским почерком. Он дважды перечитал письмо, поцеловал, посмотрел на меня, и глаза его сказали мне: „Я самый счастливый человек на свете!“ Н-да, только он да я знали, что было написано в первом письме от любимой.
Помню я и другие глаза – странно, как скачут мысли! По улице тянулась пышная похоронная процессия, на затянутом бархатом катафалке лежала в гробу молодая красавица, кругом цветы, венки, множество горящих факелов, они прямо-таки затмили меня. Людей за гробом шло не счесть сколько, весь тротуар заполонили, а когда факелы скрылись из виду и я огляделся, возле столба стоял мужчина и плакал, вовек не забыть горестных глаз, что заглянули мне прямо в душу!»
Вот так текли мысли старого уличного фонаря,
