– Кто тебе внушил эти мысли? – спросил потрясенный отец.

– Образование принесло мне только страдания и невзгоды. Зачем, ну зачем ты послал меня учиться в эту школу? Отсюда все зло. Если бы я жила дома, то вышла бы замуж…

Грейс оборвала себя на полуслове и замолчала, и Мелбери, увидев, что она едва сдерживает слезы, совсем расстроился.

– Что ты говоришь? Ты хотела бы жить здесь, в Хинтоке? Остаться деревенской девчонкой и ничему не учиться?

– Да, я никогда не была счастлива вдали от дома. У меня всегда болело сердце, когда ты отвозил меня в город после каникул. Какие это были горькие дни, когда я в январе возвращалась в школу, а вы оставались дома, среди лесов, такие счастливые! Я часто спрашивала себя, почему должна все это терпеть. В школе девочки относились ко мне презрительно, потому что знали: мои родители небогатые и незнатные.

Бедного Мелбери очень обидела строптивость и неблагодарность дочери. Он уже давно с горечью понял, что нельзя было мешать юным сердцам, что должен был помочь Грейс понять, кого она любит в действительности, и выдать замуж за Уинтерборна, как он раньше и хотел, но менее всего Мелбери ожидал, что дочь страдает из-за того, что ее воспитали как благородную даму. Скольких денег и какого труда стоило ему это воспитание!

– Ну что же, – проговорил он уныло. – Не хочешь идти к миссис Чармонд – не ходи. Я не собираюсь принуждать тебя.

Мелбери не мог ума приложить, как отвратить беду от дочери. Целыми днями сидел он у очага, погруженный в невеселые думы, и рядом с ним на камине стоял кувшин сидра с рогом, надетым на горлышко. Всю неделю сочинял он послание главному обидчику, несколько раз переделывал, а потом вдруг скомкал его и бросил.

Глава XXXI

Февраль сменился мартом, и дровосеки стали возвращаться домой засветло. Весной по Большому и Малому Хинтоку поползли слухи о неурядицах в доме Мелбери.

Слухи основывались на догадках, ибо никто не знал истинного положения дел. Факты не утоляли любопытства, но намекали на существование определенных отношений между местным доктором и его высокородной пациенткой и одновременно затемняли их, и это вызывало всеобщие толки и пересуды. Вряд ли кто ожидал, что хинтокцы поведут себя, как добрые горожане из Ковентри[34], и будут мирно заниматься своими садами и рубкой леса в разгар столь захватывающих событий.

Как ни странно, слухи почти ничего не преувеличивали. Семье Грейс действительно угрожала беда, древняя как мир, поразившая не одну семью, – беда, которая исторгла плач Ариадны[35], явилась причиной ослушания Васти[36] и гибели Эми Дадли[37]. Действительно, были встречи, случайные и умышленные, тайная переписка, внезапные угрызения совести с одной стороны, дурные предчувствия – с другой. Таким бурным было душевное состояние этой заблудшей пары, что оно заглушало доводы здравого смысла. Решив следовать одним путем, они тут же сбивались на другой; гордая неприступность вдруг сменялась постыдным падением; ни один отчаянный шаг не был сделан намеренно и с расчетом; все совершалось вопреки рассудку.

Этого Мелбери ожидал и боялся, не ожидал он другого: что дело так скоро получит огласку. Что теперь предпринять? Самому идти к миссис Чармонд, раз уж Грейс так непреклонна? Он вспомнил про Уинтерборна и решил поговорить с ним, чувствуя настоятельную потребность посоветоваться с другом. Он совсем утратил веру в собственную рассудительность, на которую столько лет твердо полагался; теперь же его способность здраво рассуждать, как неверный друг, сбросивший маску, предстала перед ним ханжой и лгуньей. Он боялся даже высказать предположение о погоде, о том, который теперь час, или о видах на урожай – так сильно не доверял себе.

Одним промозглым весенним днем отправился он на поиски Джайлса. Лес точно покрылся холодной испариной, на каждом голом сучке и веточке висела прозрачная капля; низко стелилось тусклое, бесцветное небо; деревья расступались перед Мелбери, как серые бесплотные призраки, чья земная жизнь давно окончена. Мелбери последнее время редко видел Уинтерборна, однако знал, что тот живет в одинокой хижине за границей имения миссис Чармонд, но в пределах лесного края. Тощие ноги лесоторговца меряли сырую блеклую землю, взгляд скользил по мертвым прошлогодним листьям, и с уст время от времени срывалось односложное «да!» в ответ на горькие размышления.

Вдруг внимание его привлек тонкий сизый дымок, вьющийся в кустах, вскоре стали слышны голоса и стук топоров, и, повернув на дымок, Мелбери чуть не столкнулся с Уинтерборном.

Мало кто знал, что Джайлс был сильно болен этой зимой; сейчас же, после долгих месяцев недомогания и вынужденного досуга, он волей случая стал одним из самых занятых людей в округе. Часто бывает, что, потеряв из виду друга, с которым стряслась беда, мы думаем найти его несчастным и чуть ли не голодающим, а находим вполне преуспевающим. Уинтерборн менее всего помышлял о выгодном деле, когда ему вдруг предложили большой заказ на поделку плетней. Он купил участок орешника и теперь трудился не покладая рук.

Не зря, видно, в этих краях орешник называют коричником – в разрывах тумана проглядывал чистейший светло-коричневый тон. Уинтерборн, нагнувшись, переплетал длинными прутьями вбитые в землю колья. Рядом, как алтарь Каина, возвышалась кладь уже готовых плетней, ощерившаяся во все стороны остроконечными кольями. Неподалеку работали нанятые Уинтерборном поденщики. Срубленный кустарник правильными рядами лежал на земле, в двух шагах от вырубки виднелся навес, под которым неярко горел костер. Его дым и привлек Мелбери. Воздух был такой влажный, что дым стелился понизу, тяжело уползая в кусты.

Понаблюдав немного за работой, Мелбери подошел ближе и коротко спросил Уинтерборна, чем он занят. В голосе его прозвучало откровенное изумление, как это Джайлс так быстро оправился после разрыва с Грейс и даже затеял такое большое дело. Мелбери был явно взволнован: они давно не встречались с Уинтерборном. Замужество Грейс положило конец их старой дружбе.

Уинтерборн так же коротко ответил, продолжая работу и не поднимая глаз на Мелбери.

– Ты, наверное, к апрелю уже все кончишь? – спросил Мелбери.

– Да, пожалуй, – ответил Уинтерборн, ударом топорика расколов последнее слово надвое.

Опять помолчали. Мелбери невесело наблюдал, как ловко ходит топор в руках Уинтерборна; отлетавшие щепки то и дело ударяли гостя то по ногам, то по жилету, но он, казалось, ничего не замечал.

– Да, Джайлс, ты должен был стать моим зятем и компаньоном, – начал наконец старик. – Куда как было бы лучше и для нее, и для меня.

Уинтерборн понял, что