Послышались осторожные шаги по металлическим ступенькам винтовой лестницы. Дверь на третьем этаже не скрипнула. И наверху и внизу была полная тишина. Наверно, Тамакити решил оставить двери открытыми, чтобы легче было поднять по тревоге команду. Исана прижал к себе пылавшую желанием Инаго…

Он лежал молча, с него лился пот, и покрытая потом кожа ощущала прохладу. Инаго тоже наконец затихла и лежала не шелохнувшись. Казалось, тело ее рождается заново, время от времени по нему пробегала дрожь… Потом дрожь прекращалась, и тогда изо рта ее вырывался судорожный вздох. Исана не мог сдержать гордую улыбку. Еще никогда в жизни он не испытывал подобной радости. Обнимая засыпающую Инаго, прислушиваясь к дыханию спящего рядом сына, Исана, как часовой, смотрел во тьму, не смыкая глаз…

Раздался выстрел, и убежище откликнулось эхом, как резонатор. Проснувшись в испуге, Исана услышал спокойное дыхание сына. Значит, то была не перестрелка, а одиночный выстрел. Инаго тоже проснулась. Кто-то стремительно взбежал по винтовой лестнице. Стреляли явно из автомата короткой очередью. Он помнил этот звук еще по Идзу. Стреляли с третьего этажа. Заплакал Дзин, наверно, ему что-то приснилось.

– Дзин, Дзин, – повторял Исана, не находя нужных слов. Он не мог успокоить сына, сказать, все, мол, кончилось, Дзин, поскольку выстрелы могли повториться. Когда информация, поступающая в затуманенный мозг Дзина, расходилась с действительностью, он вспыхивал, как сухая солома. Жалко и неуверенно он шептал, весь напрягшись в ожидании нового выстрела: – Дзин, Дзин.

Инаго встала, приоткрыла дверь, впустив в комнату слабый свет с лестницы.

– Дзин, это выстрел. Бах – выстрелил Тамакити, – утешала плачущего ребенка Инаго, встав на колени у его кроватки. – Это даже интересно. И совсем не страшно, Дзин.

Исана вдруг вспомнил, что нужно было делать. Присев на матрасе, надел рубаху и брюки. Он увидел прекрасные и совершенные, что даже дух захватывало, удлиненные груди Инаго, склонившейся над тихо плачущим Дзином.

– Скажу Тамакити про Дзина, – выговорил Исана, чуть ли не силой заставляя себя оторваться от того, на что хотел бы смотреть бесконечно.

На третьем этаже тоже соблюдалась светомаскировка, и лампочка без абажура освещала только винтовую лестницу. Ноздри щекотал едва уловимый запах порохового дыма, исходивший от черных спин Тамакити и Такаки, прильнувших к бойницам. Тот же запах исходил от Радиста, в темном углу комнаты с наушниками на голове склонившегося над слабо освещенной шкалой приемника.

Когда Исана подошел к свободной бойнице между теми, у которых стояли Такаки и Тамакити, Такаки предупредил:

– Осторожно. Стекла вынуты.

Действительно, стекла в круглых окнах были выбиты, и холодный ночной воздух ударял в лоб, как предвестник пуль, которые вот-вот полетят в него.

– Да и было бы стекло, что стоит пуле пробить его. Раз, и готово, – сказал Тамакити. – Хотя, возможно, полицейские не получили еще приказа стрелять.

Тамакити говорил рассудительно, спокойно, по-взрослому убедительно. Если снаружи не стреляли, значит, два выстрела были сделаны Тамакити. И благодаря этим выстрелам Тамакити сразу же возмужал. Он не был уже тем щенком, которого возбуждает ружейная пальба, как раньше. Исана посмотрел на автомат, лежавший дулом к стене, у колен Тамакити. Даже в темноте деревянные части – приклад и ложе – отливали красным глянцем, а металлические – ствол и магазин – лишь едва поблескивали. Слева от Тамакити были разложены тряпки и бутыль с маслом для чистки оружия. В свободные от наблюдения минуты Тамакити, видимо, начищал автомат. Время от времени он пристально вглядывался во тьму, где укрылся противник, и ждал развития событий. Исана посмотрел в бойницу, но снаружи была полная тьма – все равно что смотреть ночью в колодец. Но все смотрел и смотрел на дно этого черного колодца, понимая, что Тамакити и Такаки вряд ли стреляли просто так. Радист весь был во власти своих наушников, гоняясь за ускользающей волной. Внизу, в бункере, слышались голоса ссорящихся.

– Два часа тридцать минут, – сообщил Радист. – Попробую поймать ночной выпуск известий.

– Они, наверно, решили ждать до утра, – вздохнув, сказал Тамакити.

– Прожекторы большой полицейской машины ты же разбил, – сказал Такаки, повернувшись. – Двумя выстрелами оба прожектора.

– Ровно в два часа полицейская машина включила прожекторы, – объяснил Тамакити. – Чтобы мы не скрылись под покровом ночи. Кокнул я один прожектор, они сразу второй потушили; минуты три прошло – снова включили, я и его кокнул.

– Ты слышал звон разбитого стекла?

– Здесь же всего метров сто пятьдесят, – сказал Тамакити. – И солдат еще говорил, что точность этих автоматов известна во всем мире. А он все-таки в силах самообороны служил…

Исана снова выглянул во тьму. Где-то там полицейская машина с прожекторами и полицейские моторизованного отряда, которые думали, что их ждет ночная прогулка, а теперь злятся.

– Ни одна станция ничего о нас не сообщает. И экстренных сообщений тоже не было, – доложил Радист.

– Может быть, пока еще действует запрет на такие сообщения? – сказал Тамакити. – Но к утру все станции только и будут передавать об осаде. Теперь-то у них нет сомнений, что в этом здании люди, готовые стрелять из автоматов.

– Видимо, так, – сказал Радист.

– Прожекторы у них разбиты, и до рассвета они ничего не предпримут, – сказал Такаки. – Ждут прибытия корреспондентов. Может, нам поспать по этому случаю? Уничтожив прожекторы, ты, Тамакити, продемонстрировал волю Свободных мореплавателей и их стрелковое мастерство, теперь до утра не стреляй.

– Не буду, конечно, – ответил Тамакити задумчиво. – Я теперь хочу, чтобы моя пуля уничтожила человека. Иначе какой толк в этом оружии…

Глава 19

Из чрева кита (1)

Исана так и не успел сказать: подумайте о Дзине, у него очень тонкий слух. В дверях показалось багровое от возбуждения и растерянности лицо Красномордого.

– Четверо из наших «образованных» – предатели, – сказал он с несвойственной ему грубостью и еще сильнее заливаясь краской. – Услышав выстрелы, они затряслись от страха и хотят уйти. Их сейчас Доктор уговаривает, но…

Красномордый вошел в комнату и тяжело дыша уселся рядом с Тамакити, а тот с автоматом на коленях продолжал молча смотреть через бойницу. Возможно, он хотел показать, что вопрос относится к компетенции Такаки. Такаки поднял с пола две пустые гильзы, зажал между большим и указательным пальцами и стал молча их разглядывать. Раздался звук, точно крохотный краб пускает крохотные пузыри. Звук шел из наушников, которые снял с головы Радист. Чувствуя, что тело его холодеет, будто от потери крови, и к горлу подступает тошнота, Исана обратился к душам деревьев и душам