Бедия поняла, что укоры или колкости только раззадорят Маиля, и спокойно ответила:

– Бей, зачем ты так говоришь, ведь я уезжаю ненадолго?

– Если бы я был уверен, что это не уловка!

Бедия промолчала. Маиль продолжал:

– Ну вот, ты не отвечаешь мне!

– Но, Маиль Бей, твои сегодняшние речи совершенно сбивают меня с толку. Подумай сам! Я оставляю здесь все свои вещи. Со мной только этот небольшой узелок. Разве я могу не вернуться? Разве так уезжает тот, кто не собирается возвращаться?

Когда караван уже трогался, Маиль сел на своего коня и продолжил следовать за ними. Бедия заметила это и сказала:

– Маиль Бей, нам пора проститься. Не утруждай себя больше.

Маиль не ответил и продолжал ехать рядом. Караван прошел еще два часа, но Маиль все так же ехал рядом. Некоторое время спустя Маиль снова приблизился к паланкину и снова сказал:

– Бедия! Давай вернемся!

Бедия не ответила. Караван продолжал путь. Прошло еще четыре часа, и Бедия снова обратилась к Маилю:

– Маиль Бей, мы уже очень далеко от города! Тебе надо возвращаться! Прошу тебя, не езжай дальше, ведь я буду беспокоиться.

Маиль ответил:

– Нет! Я не вернусь один! Ты, я и Рустем! Давай вернемся, Бедия! Отправим Рустема обратно через пару дней, я напишу весточку твоему брату и отправлю с этим караваном. Скажу, что плохо себя чувствую и не могу отпустить тебя! Давай, ангел мой, не упрямься!

– Ну хватит тебе уже упорствовать, как ребёнок! Не заставляй меня волноваться о том, что ты вернешься один!

Маиль понял, что уговорить Бедию невозможно. Безнадежно повторив ещё несколько раз фразу «Давай вернёмся», он наконец развернул лошадь и направился к Дамаску.

Когда Бедия увидела, как удаляется Маиль, она облегченно вздохнула. В глазах у нее потемнело, она внезапно побледнела. Ей казалось, будто ее сердце вырвали из груди, будто её душу вытянули из тела. Она чувствовала невыносимую боль и тоску в сердце. Прижав руки к груди, она сказала:

– Ах! Я хотела раздавить тебя, вырвать! А ты убиваешь меня! Убей, погуби меня! Только не дай мне начать ненавидеть себя! Не дай мне совершить поступок, за который буду презирать себя, поступок, который осудила бы в других! Но получится ли? Ах, как же я страдаю! Люблю! Ах, как сильно я люблю!

Она хотела открыть занавес паланкина и закричать: «Маиль! Вернись! Забери меня с собой! Давай вернёмся домой!»

Иногда ей хотелось сказать Рустему: «Рустем! Догони его, верни Маиля!»

Она чувствовала свою слабость перед любовью. Закрыв лицо руками, она упала на подушки в паланкине и горько плакала. Она вновь и вновь повторяла слова, которые не могла произнести рядом с ним, которые не хотела признавать. «Люблю».

Она думала про себя:

«Люблю! Ах, но почему я всё ещё люблю? Почему я не думаю о том, через что прошла за эти годы? Любить мужчину, который бросил меня ради каких-то девиц, разве это не унижение? Если бы он любил меня, разве поступил бы так? Любить того, кто не любит, какое это тяжкое испытание. Ах, как же я несчастна, как же я одинока…»

Бедия хотела, чтобы её сердце, наполненное этой обидой и горечью, разорвалось от боли. Но, несмотря на все эти предательства, несмотря на все эти страдания и унижения, её сердце всё еще билось. И понимая это, Бедия возненавидела свое сердце.

В отчаянии и боли от разлуки она продолжала ехать. На третий день, примерно в двух часах пути от города, караван проходил мимо деревьев, под которыми у воды было привязано несколько лошадей и верблюдов и сидело несколько человек.

Когда караван приблизился к ним, один из людей вскочил на лошадь и направился к ним. Рустем с радостью сообщил:

– Ах, Ситти, это он! Сайди[38]!

Бедия приподнялась и осмотрелась. Но у неё уже не было сил вглядеться в даль.

Рустем сказал:

– Сайди идёт. Посмотрите, как далеко он выехал, чтобы встретить вас!

Шеми погнал животное галопом и, приблизившись, окликнул Рустема. Тот остановил свою лошадь и лошадь Бедии. Караван продолжил свой путь, оставив позади их и Шеми. Приближаясь к паланкину, Шеми воскликнул:

– Добро пожаловать, сестра! – и увидел Бедию в изнеможении, бледную и с запавшими глазами. В ужасе он спросил:

– Ах! Что с тобой случилось, Бедия? Шеми понял, что допустил неосторожность, сказав это, но не смог удержаться:

– Довести себя до такого состояния и не дать мне знать… Что за ребячество!

Он взял её исхудавшую руку. Когда Бедия, которая едва могла двигаться из-за слабости, попыталась поднести руку Шеми к своим иссохшим, обожжённым лихорадкой губам, Шеми сам поцеловал эту обессиленную и бледную руку.

Лошадей подвели к деревьям, в тени которых были расстелены ковры, вокруг были расставлены корзины с едой и кувшины с водой. Повар жарил ягненка, насаженного на вертел, над огнем в вырытой яме. Мальчишка-слуга доставал из корзинок свежее масло, сливки и другую еду, раскладывая их на тарелки и блюда. На большом турецком ковре лежали две маленькие подушки. Бедии помогли спуститься с паланкина, она оперлась на колено Шеми, как на ступеньку, а Рустем держал её за руку, не давая упасть. Брат с сестрой устроились на этих маленьких подушках.

Шеми обратился к Рустему:

– Кофе, Рустем! Пусть его скорее приготовят и подадут!

Увы! Все эти приготовления были напрасны для Бедии, которая едва могла сделать глоток воды. Шеми слышал о том, что происходило с Маилем, его похождениях, но не стал вмешиваться в их супружеские дела, надеясь, что Бедия сама ему все расскажет. Однако увидев, в каком состоянии была его сестра, он забеспокоился, не слишком ли далеко это всё зашло. Несмотря на долгий отдых, Шеми не решался упомянуть имя Маиля, и Бедия тоже не говорила ни слова. Наконец, сдерживая стыд, Бедия произнесла:

– Брат мой, он не позволил мне ничего взять. Всё забрал себе.

На это Шеми ответил:

– Величайшее благо, что ты вернулась живой. Зачем тебе вещи? Здесь есть и дом, и вещи – всё, что тебе нужно, сестра!

На глазах Бедии выступили слезы:

– Но он даже не дал мне забрать инструменты, – проговорила она, – сколько бы я ни просила его.

– Разве это беда? Если тебе нужен уд, я закажу тебе лучший из Дамаска. Как только приедем домой, сразу распоряжусь, – успокоил её Шеми.

Бедия же печально заметила:

– Но как же мне быть совсем без вещей? Чем