южной окраине той длинной цепи поросших лесом холмов, вдоль которой я ехал добрых шестьдесят миль по дороге сюда. Здесь собрались жители, главным образом женщины, самых разных ближних и дальних деревень — Мохиша́рди, Кора́ри Тинтанга́, Лочхомниятола, Бхимдаштола, Мохаликхаруп и другие. Девушки украсили волосы цветами чароли и лесного пламени, а некоторые даже закрепили прически деревянными гребнями. Стройные, гибкие, привлекательные, они были увлечены покупкой копеечных бус, дешевеньких японских и немецких мыльниц, флейт, зеркал и самых низкопробных духов. Мужчины покупали дюжину сигарет «Кали» за пайсу, а дети лакомились сладкими кунжутными шариками, амарантовыми ладду и слоеными жареными пирожками в сиропе.

Внезапно послышался истошный женский плач. Я встревоженно огляделся по сторонам. На невысоком пригорке стояла группка юношей и девушек, весело и увлеченно о чем-то разговаривая, — крик донесся именно оттуда. В чем дело? Неужто кто-то умер? Я поинтересовался у человека, стоявшего рядом, что произошло. Он объяснил, что всё в порядке, просто какая-то замужняя женщина встретила подружку из отчей деревни — таков здешний обычай: если спустя долгое время замужняя женщина видится с кем-то из своей родной деревни — подружкой, соседкой или родственницей, — обе начинают горько рыдать. Человеку несведущему может показаться, будто кто-то умер, но на самом деле это дань уважения. Если они не будут плакать, их осудят: раз женщина при виде родственников из родительского дома не рыдает — значит, в семье мужа ей живется счастливо и хорошо, а это для местных девушек большой позор.

Неподалеку расположилась незатейливая книжная лавка: на джутовом мешке разложены книги на хинди — «Роза Бакавали»[39], «Лейли и Маджнун»[40], «Двадцать пять рассказов Веталы»[41], «Океан любви»[42] и другие. Несколько пожилых людей стояли рядом и листали книги, и я понял, что везде найдутся любители почитать книгу прямо в книжной лавке: что в Париже Анатоля Франса, что на ярмарке по случаю Холи в лесных краях Корари Тинтанга. Если можно бесплатно почитать книгу в лавке, никто не станет ее покупать. Но продавец тут хорошо знал свое дело: он обращался к каждому заинтересованному читателю с вопросом, собирается ли тот приобрести книгу, и если нет, то советовал положить ее на место и заняться другим делом. Недалеко от ярмарки, в тени зарослей салового дерева, большая группа людей ела угощения, приготовленные прямо на месте: на овощном базаре рядом на молодых листьях сала продавались мелко нарезанные сушеные креветки и яйца красных муравьев, последние считались одними из самых любимых лакомств тут. Помимо этого, можно было также купить свежую папайю, сухофрукты, хурму, гуаву и дикие бобы.

Вдруг я услышал, как меня кто-то зовет:

— Господин управляющий!

Сквозь толпу ко мне пробирался брат сборщика налогов в Лобтулии Бромха́ Махато.

— Господин, вы давно приехали? Один?

— Бромха, ты тут какими судьбами? На ярмарке гуляешь?

— Нет, господин, я сдал эти землю в аренду под ярмарку. Пойдемте в мою палатку, немного отдохнете.

Чуть поодаль от ярмарки виднелась палатка владельца, Бромха провел меня туда и почтительно усадил на старый венский стул. Там я увидел одного человека — другого такого, кажется, больше не встречу нигде. Не знаю, кем именно был этот мужчина, должно быть, кем-то из служащих Бромха Махато. На вид ему было лет пятьдесят-шестьдесят, обнаженный торс, смуглая кожа, волосы посеребрены сединой. В руках большой мешок с деньгами, под мышкой тетрадь — наверное, он собирал налоги с торговцев на ярмарке и потом готовил отчеты для Бромха Махато.

Его взгляд и необыкновенно кроткое выражение лица поразили меня. В этом взгляде будто бы даже мелькала тень страха. А ведь Бромха Махато не был ни раджей, ни мировым судьей, ни чьим-нибудь арбитром, он — старший служащий государственных земель. Ему поручено лишь собирать налоги на этой ярмарке, почему же этот человек так кроток перед ним? К тому же после того как он увидел, как вежливо обходится со мной Бромха Махато, за исключением пары раз, когда он украдкой бросил на меня чрезвычайно почтительный и робкий взгляд, он не решался смотреть в мою сторону. Я задумался о причине такого поведения. Может быть, этот человек очень беден? Было в выражении его лица что-то такое, что притягивало мой взгляд. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное». Никогда не доводилось мне видеть такого поистине смиренного и кроткого лица.

Бромха Махато рассказал, что этот мужчина — из Корари Тинтанга, его родной деревни, зовут его Гиридха́рилал, из касты гангота. Кроме маленького сына, у него больше никого на этом свете не осталось. Как я и предполагал, он очень беден. Недавно Бромха Махато нанял его собирать налоги с торговцев на ярмарках за четыре анны в день и обед.

Впоследствии я еще не раз виделся с Гиридхарилалом, правда, последняя наша встреча была весьма печальной, но об этом позже. Я видел много разных людей, но такие порядочные и честные люди, как он, мне больше не встречались. Много воды утекло, скольких людей я успел позабыть, но Гиридхарилал был одним из тех немногих, чей образ навсегда останется в моей памяти.

3

День близился к завершению, мне пора было возвращаться обратно. Я сказал об этом Бромха Махато и попрощался. И он сам, и все присутствующие в палатке были страшно удивлены: немыслимо! Ехать обратно тридцать миль в такой час! Господин родом из Калькутты, плохо знаком с особенностями здешних дорог, поэтому и говорит так. Не успеет он и десяти миль проехать, как солнце сядет; пусть лунные ночи и светлые, но дорога лежит через густой холмистый лес, где ни одной человеческой души не встретишь, а вот на тигра или дикого буйвола запросто можно натолкнуться. К тому же сейчас время, когда поспевают ягоды, а значит, и медведи наверняка повыползают из берлог. Недавно на том берегу реки Каро в лесах Мохаликхарупа тигр утащил возницу бычьей повозки — бедняга ехал один через лес. Нет, это совершенно невозможно. Пусть господин останется в этой скромной палатке на ночь, отужинает, а завтра утром спокойно и благополучно отправится в путь.

Сложно было противиться искушению скакать верхом на лошади по безлюдному лесу, освещаемому светом полной луны в эту весеннюю ночь. Возможно, никогда в жизни не предоставится мне такая возможность, это мой последний шанс. И как же те необыкновенные картины леса и гор, которыми я любовался по дороге сюда? Если я не увижу их вновь в свете полной луны, то к чему тогда вообще было преодолевать весь этот сложный путь?

Несмотря на все их увещевания,