Ни один узник, прильнувший к решетке, не мечтал с таким жаром о свободе, как я о вольном гражданстве моря. Повторяю, будь со мною Гарри Блю, все могло сложиться иначе; но я был одинок, и мне было некого посвятить в свою тайну. Правда, на ферме я подружился с одним парнем. Двадцать раз я пытался с ним заговорить, но голос мой осекался: я боялся, что приятель предложит мне совершенно неподходящую сделку – дать ему честное слово, что я останусь дома, а он за это воздержится от доноса дядюшке. Какой смысл советоваться с человеком, который не сочувствует тебе до конца?
После ужина я улегся как ни в чем не бывало. Если вы думаете, что я вскочил, потихоньку оделся и убежал, как только в доме все затихло, – вы ошибаетесь. Я поднялся утром со всеми домашними. Всю ночь я не сомкнул глаз. Я мечтал о больших кораблях с высокими мачтами, о дальних плаваниях. Воображал себя юнгой, крепящим паруса, и даже почувствовал мозоли на ладонях, натертые просмоленным канатом.
Сначала я думал уйти ночью. С незапамятных времен в нашем поселке не случилось ни одной кражи, и дома поэтому не запирались. В эту ночь было особенно легко ускользнуть: после жаркого дня дядя уснул при открытых дверях, так что даже скрипом я не рисковал разбудить его.
Но я отличался незаурядной для ребенка предусмотрительностью и сообразил, что ночное исчезновение повлечет те же последствия, что и бегство от Джона. Утром меня хватятся, пошлют в город и там накроют. К тому же торопиться было незачем: от поселка до порта полтора часа ходьбы; ради меня капитана не подымут с койки, а в ожидании его пробуждения засмеют и задразнят.
За завтраком обратили внимание на мою бледность и горящие глаза. Джон приписал мое недомогание вчерашней усталости и трудной поездке в невыносимо жаркий день. Его объяснение удовлетворило всех.
Я боялся, что дядя с утра пошлет меня на работу – гнать лошадей на луг или помогать в огороде. К счастью, утро выдалось свободное.
Я был еще полуребенком и всегда норовил убежать на пруд со своей игрушечной яхтой. У детей садовника были свои кораблики – шхуна и бриг[48]. Мы любили, спустив их на воду, устраивать потешные бои и гонки.
Бегство мое пришлось на субботу, и занятий в школе не было. Я знал, что товарищи мои придут после завтрака на пруд. Почему бы и мне туда не отправиться?
Итак, я мог исчезнуть, не возбудив подозрений; отсутствие мое до обеда никого не встревожит. Захватив игрушечный кораблик и держа его на виду, я вышел медленно, чтобы ни у кого не осталось сомнений, куда я направлюсь. Я прошел по двору мимо работников и свернул в парк. Заметая следы, я появился у бассейна с лебедями.
Какая жалость, что я не могу посвятить товарищей в свои планы! Приятно почувствовать себя героем, быть центром внимания, снисходительно отвечать на расспросы, но придется молчать – в сдержанности залог успеха.
Меня встретили радостными криками. В воротах парка я остановился и бросил прощальный взгляд на товарищей детства. Плакать мальчику не подобает, я тряхнул головой и тронулся в путь.
Я шел крадучись, как вор, прижимаясь к изгороди, но сердце мое екнуло, когда я вышел на шоссе, ведущее в город. Это была прямая, но опасная дорога. Через поля и луга я побежал по направлению к лесу: лесная тропинка также вела в городок. Вы понимаете, как для меня было важно уклониться от всяких встреч – что отвечу я на вопрос: «Куда бежишь?» Кому угодно я покажусь подозрительным. Наконец прохожий, которому я попадусь на глаза, поможет людям с фермы своими указаниями и облегчит задачу погони.
У меня была еще одна не менее серьезная забота: я не знал, в котором часу снимается с якоря «Инка», и боялся, что мне придется слишком долго ждать ее отплытия. В этом случае погоня с фермы настигнет меня в порту, прежде чем «Инка» поставит паруса; но, если я опоздаю, разочарование мое будет более жестоким, чем самое суровое наказание.
Мне в голову не приходило, что капитан может отклонить мои услуги. Я позабыл свой маленький рост: дерзость моего замысла подымала меня в собственных глазах. Я не на шутку повзрослел в своих глазах.
В лесу я не встретил ни лесничего, ни охотников. Опушка была близка, и до городка предстояло вновь идти открытым полем, но теперь это уже не имело значения: наш поселок остался далеко, и неприятных встреч не предвиделось.
Я шел напрямик к черепичным крышам и башням городка, перелезал через изгороди, прыгал через канавы; не смущаясь, пересекал чужие палисадники, выбирал запретные тропинки…
Вот и предместье городка. Узкие улицы вывели меня к порту.
Сердце мое радостно забилось, когда я увидел высокую мачту с гордо трепавшимся вымпелом, господствовавшую над всеми остальными.
Я побежал не оглядываясь по гибкой доске, взобрался на трап и очутился на палубе «Инки»…
Глава XVI
«Инка» и ее экипаж
Остановившись возле большого люка, куда пять-шесть матросов спускали на лебедку ящики и бочонки, я почтительно смотрел на их грубые фуфайки и широкие холщовые панталоны, запачканные дегтем и жиром. Матросами распоряжался какой-то представительный джентльмен с бакенбардами, в синей куртке. Я принял его за капитана, будучи уверен, что командиром такого великолепного судна должен быть важный и роскошно одетый человек.
Джентльмен в синей куртке распоряжался, но я заметил, что матросы исполняют не все его приказания и даже вступают с ним в открытые пререкания. Очевидно, дисциплина на «Инке» была в упадке.
Стоял неистовый шум: люди разговаривали, кричали, скрипели блоки, грохотали ящики и бочонки. У меня закружилась голова, и несколько минут я стоял неподвижно, ничего не соображая. Спустив в трюм огромную бочку, матросы присели отдохнуть. Вдруг ко мне подошел какой-то детина и, окинув меня насмешливым взглядом, спросил:
– Чего тебе здесь нужно, карапуз? Уж не пришел ли ты проситься в юнги?
– Брось, – перебил его другой, – он сам капитан и судовладелец.
Это был намек на мой игрушечный кораблик.
– Здорово! Великолепная шхуна! Куда она направляется? – крикнул третий. – Уж не в кругосветное ли плавание?
Все рассмеялись и с оскорбительным любопытством обступили меня.
Смущенный не слишком доброжелательной встречей, я не знал, как объяснить свое присутствие на «Инке». Но меня вывел из оцепенения джентльмен в синем. Он подошел ко мне и серьезно спросил, каким образом я очутился на палубе и чего мне здесь нужно.
Заикаясь от волнения, я пролепетал, что хочу поговорить с капитаном: я по-прежнему считал его капитаном и думал, что настала решающая минута.
– С капитаном? – удивленно переспросил джентльмен. – А зачем он тебе понадобился? Я – младший его помощник; если хочешь, поговори со мной…
Видя, что этот человек тоже важная птица, я обратился к нему.
– Возьмите меня в команду, – сказал я с дрожью в голосе, смиренно опустив глаза.
Матросы расхохотались. Джентльмен – тоже.
– Билл! – крикнул один из них, обращаясь к товарищу. – Погляди на молокососа, который пришел наниматься в юнги. Ростом – с мизинец, а просится в моряки! Ха-ха-ха!..
– А мать твоя знает, куда тебя занесло? – спросил Билл.
– Клянусь, что нет, – ответил за меня чей-то грубый голос, – и за отца ручаюсь. Мальчишка не долго уговаривал родителей. Ведь ты удрал, сознавайся, постреленок.
– Будьте благоразумны, – сказал джентльмен в синем, – и возвращайтесь к своей матери. Передайте ей от меня привет и скажите, что я советую привязать вас ниточкой к ножке стула. Она хорошо сделает, если продержит вас в таком положении лет пять или шесть. Вам еще рано карабкаться по реям и крепить паруса. Научитесь сначала пускать бумажного змея.
Новый взрыв хохота. Я растерялся, не зная, что ответить.
– Нет у меня ни матери, ни дома, – пролепетал я, краснея до ушей.
Суровые лица моряков смягчились. Раздались сочувственные возгласы, но джентльмен не унимался:
– Тогда передайте отцу, что я прошу вас высечь…
– И отца у меня нет.
– Эге! – вздохнули матросы. – Да он, видно, сирота!..
– Раз у вас нет отца, – продолжал джентльмен в синем, которого я уже успел возненавидеть, – ступайте к бабушке, к дяде, к тетке – словом, куда хотите, но чтобы духу вашего здесь не было! Не то я привяжу вас к мачте и угощу ремнем.
Я молча и обиженно удалился.
На сходнях я столкнулся с другим джентльменом, в черном сюртуке и касторовой шляпе. Чутье подсказало мне, что он моряк. Загорелое, обветренное лицо, зоркие