– Он приходит в себя. – Эта традиционная фраза, произнесенная полушепотом, вызвала у Стефена мучительное ощущение неловкости. «О боже, – подумал он, – до чего же я оскандалился, каким тяжким бременем оказался для этой бедной женщины». И он виновато посмотрел на Дженни.

– У меня что-то голова закружилась… Должно быть, я потерял сознание.

– Надо думать, что да, сэр. – В ее дрожащем голосе слышалось облегчение оттого, что он пришел в себя. – Если бы поблизости не оказалось мистера Тэпли, уж и не знаю, как я сумела бы уложить вас в постель.

– Мне очень неприятно, что я причинил вам столько хлопот, – пробормотал он. – Завтра я уже буду на ногах.

– Ну, это мы еще посмотрим, сэр, – заметила Дженни, решительно вздернув подбородок. – Сразу видно, что вас крепко скрутило. Я вот думаю: не позвать ли доктора?

– Нет-нет. Я и так скоро поправлюсь.

– А вы как думаете, капитан Тэпли?

– Думаю, что мы его вылечим. Смотрите, вот он уже и не такой бледный. С вами бывало так раньше, дружок?

– Нет… не совсем так, – солгал Стефен. – Я в последнее время очень много работал, вот и все.

– В таком случае немножко отдыха вам вовсе не повредит. И поесть чего-нибудь тоже надо.

– Конечно, – с готовностью согласилась Дженни. – Я не стану предлагать вам сейчас котлетку, сэр… к счастью, я ее так и не поджарила. Но вы только скажите, чего вам хочется.

– Можно мне немного молока? Холодного.

– Конечно можно, сэр. И я сейчас сварю вам крепкий мясной бульон.

И Дженни вместе со стариком вышла из комнаты. Но уже минуты через три она вернулась с маленьким лакированным подносом, на котором стояли стакан и пестрый кувшин, накрытый кружевной салфеточкой с бисерными кистями. Поставив поднос подле кровати, Дженни налила Стефену молока и подождала, пока он медленными глотками выпил его. Затем унесла грязный стакан и почти тотчас принесла обратно – уже вымытый и вытертый.

– Потушить свет? – спросила она, ставя стакан на поднос, подле кровати Стефена.

– Да, выключите, пожалуйста. – У него начало ломить виски, но холодное молоко подбодрило его, и он добавил, сам не веря тому, что говорит: – Я, пожалуй, посплю.

– Вам правда ничего не нужно?

– Истинная правда.

– Спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи, Дженни.

Она потушила свет, и комната погрузилась в темноту, но он чувствовал, что Дженни еще тут. Немного погодя, стремясь облегчить душу, она тихо и почтительно проговорила, второпях переходя на простой народный говор:

– Не беспокойтесь вы только, мистер Десмонд. И не думайте вы об этом ни минуты. Вы были так добры ко мне на Клинкер-стрит. Вот уж чего я век не забуду. И теперь я только рада, что так ли, эдак ли могу отплатить вам добром.

Дверь за нею закрылась. Стефен лежал, вытянувшись, на спине, в незнакомой маленькой комнатке, неглубоко и с трудом дыша, и сколько ни старался справиться с нахлынувшими на него чувствами, из-под его сомкнутых век все же выкатились две скупые слезинки и медленно поползли по щекам.

Глава XIII

Хотя Стефену очень хотелось поскорее встать, он чувствовал такую слабость, что вынужден был сдаться на уговоры, и почти неделю не выходил из комнаты. Несмотря на владевшую им апатию, он все снова и снова благословлял счастливый случай, который привел его в район доков, в этот домишко на окраине. Как часто в прошлом приходилось ему ютиться в жалких комнатенках – грязных, неуютных, плохо прибранных, где белье меняют редко, воды горячей почти не бывает, кормят ужасающе, у двери часами стоит грязный поднос с остатками завтрака и нет ни минуты покоя. А скопидомство и жадность корыстных хозяек, которые открыто тяготятся постояльцами и только думают о том, как бы их обобрать, просто не поддаются описанию! Здесь же все сверкало чистотой. Дженни без устали хлопотала по дому, и лицо у нее было такое спокойное, точно она никогда не знала дурного настроения, волнений, никогда не падала духом от того, что в мире не все обстоит наилучшим образом… Натура на редкость независимая, Дженни всегда была всем довольна и, невзирая на смущенные протесты Стефена, старалась услужить ему чем могла.

Во второй половине дня к нему неизменно являлся Джо Тэпли и помогал коротать время, насколько ему позволяли глухота и неумение поддерживать разговор. Старик Джо большую часть жизни проработал на Темзе – многие годы в качестве совладельца угольной баржи, а затем капитаном на речном пароходике, совершающем еженедельные рейсы в Хэмптон. Сейчас он ушел на покой, но с рекою не расстался: на свои сбережения он купил небольшую пристань, сдавал на ней в аренду причалы и держал лодку для желающих покататься. Он не мыслил своего существования без реки и каждое утро после завтрака отправлялся на пристань, садился там в деревянном сарайчике на конце мола у печурки и медленно, с трудом продвигаясь от слова к слову, прочитывал сообщения о прибытии и отправлении судов, печатавшиеся в «Гринвич меридиан». Иногда он отрывался от этого занятия, чтобы взглянуть сквозь очки в стальной оправе на проходящие мимо суда – как знакомые, так и незнакомые – и ответить на приветствие приятеля-капитана, скорее угаданное, чем услышанное.

Когда Стефен вернулся после своей первой – короткой и весьма неуверенной – прогулки по Кейбл-стрит, капитан уже отсидел положенное время у реки и находился дома. Будучи человеком общительным, он не закрывал двери своей комнаты и окликнул соседа, когда тот медленно поднимался по лестнице. Зайдя к нему, Стефен увидел Дженни – она сидела у окна и штопала носок.

– Ну, – спросил Джо, – как мы себя чувствуем после прогулки?

– Неплохо, благодарю вас. Только ноги немного дрожат.

– Еще бы им не дрожать. Присаживайтесь.

Стефен сел и, посмотрев сначала на одного, потом на другую, почувствовал, что в воздухе пахнет заговором.

Молчание длилось долго. Наконец Дженни, все это время с особым усердием штопавшая носок, нарушила его:

– Я собираюсь, мистер Десмонд, поехать недельки на две к золовке, ее зовут Флорри Бейнс. Это, понимаете ли, сестра моего бедного Алфа. Я всегда езжу к ней в эту пору, перед тем как она откроет торговлю в ларьке. И вот мистер Тэпли считает, что вам нельзя здесь оставаться. – И она торопливо добавила, как бы извиняясь: – Он-то всегда сам о себе заботится, когда меня нет. Но ведь вы – другое дело… Вы такой больной… нипочем один не справитесь.

– Да, конечно. – Стефен понял, что они задумали, и его сразу охватила невероятная усталость. Он не винил их за то, что