Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123
Несчастья подобны сильному ветру. Я не имею в виду, что он сбивает нас с намеченного пути. Он срывает с нас одежду, и мы остаемся такими, какими на самом деле являемся, а не такими, какими хотели бы казаться. Дочь господина Арашино, например, во время войны потеряла мужа и после этого посвятила себя двум вещам: заботе о своем маленьком сыне и шитью парашютов для солдат. Казалось, она жила только для этого. Она становилась все тоньше и тоньше, и мы знали, на что уходил каждый ее грамм. К концу войны она хваталась за ребенка так, словно он был скалой, за которую она держалась, чтобы не упасть в пропасть.
Я уже однажды прошла через несчастья, и во время войны словно вспоминала о своих прошлых бедах. Если убрать элегантную одежду, умение танцевать и вести умную беседу, то моя жизнь была столь же проста, как камень, падающий на землю. Последние десять лет моей главной задачей было добиться любви Председателя. День за днем я смотрела на воды реки Камо и иногда бросала в них лепесток или соломинку, зная, что они проплывут мимо Осака прежде, чем попадут в море. Возможно, Председатель, сидя за столом в своем кабинете, выглянет в окно и увидит эти лепесток или соломинку и, может быть, вспомнит обо мне. Но потом я начинала думать, что даже если он откинется в своем кресле и увидит этот лепесток, то скорее всего подумает не обо мне. Он всегда был добр ко мне, и это правда, но он просто добрый человек. Он никогда не давал понять, что я та самая девочка, которую он когда-то утешил.
Однажды мне пришла в голову мысль, более болезненная, чем даже внезапное осознание того, что мы с Сацу вряд ли увидимся. Полночи я впервые думала о том, что будет, если до конца моей жизни Председатель не обратит на меня внимания. На следующее утро я внимательно изучила свой альманах в надежде найти какой-то знак, что моя жизнь не пройдет бесцельно. Я была так благодарна Арашино, заметившему мое настроение и отправившему меня за иголками в магазин, располагавшийся в тридцати минутах ходьбы от дома. На обратном пути меня чуть не задавил военный грузовик. В тот момент я ближе всего подошла к смерти. И только на следующее утро прочитала в альманахе предостережение о путешествии в направлении Кролика, как раз в этом направлении и находился магазин. Я смотрела только на какие-то знаки, касающиеся Председателя, и не заметила этого предостережения. Из этого опыта я поняла, как опасно фокусироваться на несуществующем. Что, если бы я, умирая, осознала, что каждый день думала о человеке, который никогда не будет со мной? Как горько было бы понимать, что я больше никогда не попробую любимую еду, не увижу привычных мест только потому, что мысли о Председателе поглощали все мое существо, даже в то время, когда жизнь пыталась ускользнуть от меня. Я напоминала себе танцовщицу, с детства репетирующую танец для представления, которое никогда не состоится.
Война закончилась для нас в августе 1945 года. Большинство живущих в то время в Японии людей подтвердили бы, что наступил самый мрачный период в длинной темной ночи. Наша страна не просто потерпела поражение, она была уничтожена, я имею в виду не бомбами, как бы ужасны они ни были. Когда ваша страна проигрывает войну и армия победителей входит на ее территорию, вы чувствуете себя так, словно вас ведут на смертную казнь, ставят на колени, связывают сзади руки, и вы начинаете ждать, когда на вас упадет меч. В течение года или больше я ни разу не слышала смеха, разве что от маленького Юнтаро. Но даже когда Юнтаро смеялся, дедушка старался успокоить его. Я часто замечала позже, что мужчины и женщины, детство которых пришлось на эти тяжелые, лишенные смеха годы, были серьезнее остальных. Весной 1946 года мы начали осознавать, что пережили тяжкое испытание поражением. Появились те, кто начал верить в обновленную Японию. Все истории о вторжении американских солдат, убивающих и насилующих нас, оказались вымыслом. Более того, мы стали понимать, что в целом американцы довольно добрые люди. Однажды колонна американских грузовиков проехала по нашему населенному пункту. Я стояла, наблюдая за ними рядом с другими женщинами, жившими по соседству. За годы жизни в Джионе я привыкла относиться к себе как к жителю особого мира, отделявшего меня от других женщин, редко задумываясь над тем, как живут другие женщины, даже жены мужчин, которых я развлекала. Теперь же я стояла в паре рваных чулок, со свисающими волосами, не мывшаяся несколько дней, потому что у нас не хватало топлива, чтобы подогревать воду чаще нескольких раз в неделю. С точки зрения американских солдат, проезжавших мимо, я ничем не отличалась от окружавших меня женщин. Если у тебя нет листьев, ствола или корней, то как ты можешь продолжать называть себя деревом? «Я крестьянка, — говорила я себе, — а вовсе никакая не гейша». Мне было страшно смотреть на свои грубые руки. Чтобы отвлечься, я посмотрела на солдат, проезжавших мимо. Разве это не те же американские солдаты, которых нас научили ненавидеть, бесчеловечно бомбившие наши города? Теперь они проезжали по нашим городам и деревням, разбрасывая конфеты детям.
Я упорно трудилась все эти годы. Но каждую ночь, ложась спать, думала о Джионе. Все районы гейш в Японии открылись через несколько месяцев после капитуляции, но я не могла вернуться до тех пор, пока Мама не позовет меня. Она довольно неплохо жила, продавая кимоно, произведения искусства и японские сабли американским солдатам. Она и Анти жили на маленькой ферме западнее Киото, где открыли магазинчик. Я же продолжала жить и работать с семьей Арашино. Учитывая, что Джион находился совсем недалеко от меня, вы можете решить, что я часто туда ездила, но за пять лет я лишь однажды навестила Джион. Это произошло весной, спустя почти год после окончания войны. Я возвращалась с лекарством для маленького Юнтаро из госпиталя. Я шла вдоль проспекта Каварамачи, а затем по Шийо, а затем по мосту перешла в Джион.
В Джионе я узнавала многих гейш, хотя, конечно, они не узнавали меня, и я ни о чем с ними не разговаривала, надеясь взглянуть на Джион глазами постороннего. Но мне удавалось только мысленно воскрешать эпизоды из прошлого. Я шла по набережной ручья Ширакава и думала о том, как часто мы гуляли здесь с Мамехой. Рядом стояла лавочка, на которой мы с Тыквой однажды ночью сидели с двумя кастрюльками лапши, и я просила ее о помощи. Неподалеку проходила аллея, в которой Нобу отчитывал меня за то, что Генерал стал моим данной. Затем я прошла полквартала до поворота на проспект Шийо, где молодой разносчик уронил коробки с ланчами. Я чувствовала себя стоящей на сцене много часов спустя после окончания танца, когда пустой театр погружается в такое тяжелое молчание, как земля, которая укрывается снежным покрывалом. Я подошла к нашей окейе и долго смотрела на тяжелый висячий замок на двери. Когда меня запирали внутри, я хотела выйти наружу. Теперь жизнь так изменилась, что, находясь снаружи, я мечтала попасть внутрь. И при этом я была уже взрослой женщиной, вольной покинуть Джион в любой момент и никогда не возвращаться.
Однажды, в холодный ноябрьский полдень, спустя три года после окончания войны, когда я грела руки над кастрюлей с краской, вошла госпожа Арашино и сказала, что кто-то хочет меня видеть. По выражению ее лица было понятно, что это явно не соседка. Но можете себе представить, как я удивилась, увидев Нобу. Он сидел в мастерской с господином Арашино и держал в руках пустую чайную чашку, словно какое-то время уже общался с господином Арашино. Увидев меня, Арашино встал.
— Мне нужно кое-что сделать в соседней комнате, Нобу-сан, — сказал он. — Вы можете остаться здесь и поговорить. Я рад, что вы приехали повидать нас.
— Не заблуждайся, Арашино, — ответил Нобу. — Я приехал повидаться с Саюри.
Я подумала, что это невежливо со стороны Нобу и тем более не смешно, но господин Арашино после этих слов засмеялся и закрыл за собой дверь.
— Мне казалось, весь мир изменился, — сказала я, — но, видимо, это не так, потому что Нобу-сан все такой же.
— Я никогда не меняюсь, — сказал он. — Но я пришел сюда не болтать. Я хочу узнать, что с тобой случилось?
— Ничего не случилось. Разве Нобу-сан не получал моих писем?
— Твои письма читаются как поэма! Ты никогда не пишешь ни о чем, кроме как о «прекрасной журчащей воде» или подобной ерунде.
— Нобу-сан, я больше не стану тратить время и писать вам письма!
— Лучше не писать вовсе, чем писать такие. Почему ты не можешь просто рассказать мне о том, что меня интересует, например, когда ты возвращаешься в Джион? Каждый месяц я звоню в Ичирики и спрашиваю о тебе, но хозяйка постоянно, в той или иной форме, дает отрицательный ответ. Я думал, ты заболела, но, на мой взгляд, ты выглядишь здоровой. Что держит тебя здесь?
— Я каждый день думаю о Джионе.
— Твоя подруга Мамеха вернулась уже больше года назад. Даже престарелая Мичизоно показалась на открытии чайного дома. Но никто не смог мне вразумительно ответить, почему не возвращается Саюри.
Ознакомительная версия. Доступно 23 страниц из 123
