– Пошли, – сказал я.

Главное, конечно, было не в этом. Главное было в том, что с недосягаемой высоты, не ослабевая ни на секунду, озаряя собою вечность, сияла для нас яркая переливчатая звезда.

Она была сейчас не видна: разгар белых ночей, марево июньского зноя.

Однако она горела.

Легкий, чуть обжигающий свет заставлял биться сердце.

И я знал, что Мечтатель снова бредет по набережной канала, и что навстречу ему, задыхаясь от счастья, торопится Настенька, и что пробирается Германн к дому Старой графини, и что бедный художник, живущий на Пятнадцатой линии, изумленно взирает сейчас на выпавшие из-под рамы портрета золотые червонцы.

Ничто никогда не исчезнет.

Порукой тому – Петербург.

– Пошли, пошли…

Гелла крепко сжала мне пальцы.

Все это было именно так.

И мы пошли с ней по городу, лучше которого на земле не было.