От его близости у Юрки всё плыло перед глазами. Он страшно хотел поцеловать его, но стеснялся просить и настаивать. Ерзая на месте, пододвигался к нему аккуратно, исподтишка и лепетал что-то, совершенно не понимая, что говорит.

— Совсем ничего?

Главное было не молчать, отвлекать Володю разговорами, неважно о чём, а тем временем приблизиться ещё чуть-чуть.

— Нет… — протянул Володя растерянно. — Ну, разве что иногда мою в очень горячей воде.

Юрка готов был поклясться, что разглядел в темноте, как Володя поднял брови. Теперь он был очень близко, всего в паре сантиметров, он все так же не спешил целовать Юрку. Будто чего-то ждал. Может быть, стоило прямо спросить, чего?

Но в нетерпении Юрка прошептал другое:

— Очень-очень горячей? — и пододвинулся ещё чуть-чуть.

Володя сидел на том же месте в той же позе, гладил его по руке, смотрел на Юрку, сверкая глазами.

— Почти в кипятке, — он улыбнулся. — А что?

— Может, мне тоже надо? — Володя был уже слишком близко. У Юрки перехватило дыхание.

— Нет, тебе это навредит, — сказал тот серьёзно и вдруг усмехнулся: — Юра, о чём мы вообще говорим?

— Не знаю… — с усилием выдохнул тот и, наплевав на стеснение, прижался губами к его губам.

Задыхаясь от волнения и восторга, боялся, что Володя снова оттолкнет, но этого не случилось. Поцелуй был невинным и очень долгим. Но даже если бы он длился вечность, Юрке бы не хватило. Но о другом он не мог и мечтать. А Володя, видимо, мог.

Он протянул руку и коснулся прядки чёлки на Юркином лбу и сказал:

— Давно мечтал это сделать.

И заправил прядку назад, нежно погладил ухо и висок. Это было щёкотно, но так приятно, что Юрка качнул головой и прижался виском к Володиным пальцам. Вышло, будто поластился как кот.

Володя ласково усмехнулся.

В ответ он снова взял его руки в свои. Молча провёл носом по Юркиной щеке. От удовольствия и нежности, которой в этом жесте было больше, чем во всех поцелуях вместе взятых, Юрку распирало изнутри.

Они пробыли здесь, прячась за памятником, сидя на коленях друг перед другом и держась за руки до тех пор, пока небо из чёрного не стало чернильно-синим. Володя оборачивался на каждый шорох, хотя отчетливо слышалось, что это не люди ходят, а в лесу падают шишки, или дует ветер, или далеко-далеко отсюда хлопает ставня. Но как бы ни было опасно и страшно ему, наверное, не хотелось уходить отсюда так же сильно, как и Юрке.

Потом Юрка долго не мог уснуть — от полных сумасшедшего счастья мыслей сердце выбивало чечетку. Уснешь тут, когда внутри грохочет, а внутренний голос отказывается замолкать, притом не шепчет или бурчит, а верещит от радости. Руки так и тянутся открыть окно, а ноги — помчаться в вожатскую, и хочется обвиться всеми конечностями вокруг Володи и никогда не отпускать. Хотя нет, лучше сначала украсть его, утащить в тёмный уголок и уже там обвиться. А вообще-то все равно где обвиваться, хоть посреди площади, лишь бы никто не мешал! Юрка так и не решил, при каких обстоятельствах собирается превращаться в плющ, как провалился в сон, такой же путаный по содержанию.

***

Юра несколько раз моргнул, оглянулся по сторонам. Дождь начался снова, ветер немного усилился, бросая в лицо холодные капли. Потрескавшаяся асфальтовая дорожка вела дальше — к спортплощадке, на которой раньше проходила утренняя разминка. Здесь всё выглядело не многим лучше, чем в остальном лагере. Разве что на подиуме, где стояли, показывая упражнения физруки, на удивление неплохо сохранился большой плакат-растяжка. От ветра и дождей его прикрывал длинный навес, поэтому на выгоревшем полотне можно было разглядеть нарисованных спортсменов, пересекающих финишную прямую, и надпись «Все мировые рекорды должны быть наши».

С другой стороны спортплощадки раньше находился бассейн под открытым небом на двадцать пять метров. В нём часто устраивали заплывы на скорость, и Юра помнил резкие свистки, всплески и голоса командующих вожатых так хорошо, будто это было вчера. Но в реальности от бассейна осталась только большая и глубокая яма, обвалившаяся у дальнего края. Со стенок осыпалась мелкая плитка, на дне скопилась дождевая вода, которая уже позеленела и заболотилась. Только возвышения для прыжков с полустертыми номерами дорожек могли сказать случайному путнику о том, что когда-то тут был бассейн.

А вот потемневшие, покрытые зелёным налётом сломанные статуи пионеров-пловцов всё еще стояли на своём пьедестале. Лес за их спинами значительно поредел, Юра слышал грохот экскаваторов и вой бензопил, доносящийся из-за деревьев. Пройдя немного вглубь чащи, он увидел большие проплешины посреди когда-то густого хвойного леса — тут полным ходом шла вырубка, а вдалеке виднелась стройка. А ещё дальше — треугольные крыши уже построенных домов.

Юра вздохнул и вернулся к статуям пионеров. Подошёл вплотную к пьедесталу, встал на то самое место, где в тот вечер, двадцать лет назад, они с Володей полночи просидели, держась за руки, не в силах отпустить друг друга. Юра усмехнулся — как же у него потом болели ноги и спина, но улыбка тут же померкла — и совсем скоро это место исчезнет с лица Земли. Юрино детство, самые счастливые воспоминания, неумолимо стираются не только временем, но и прогрессом. Заброшенный пионерлагерь, конечно же, никому уже не нужен, он лишь занимает место и пространство. Юра представлял, как на «Ласточку» огромной ногой великана наступает «новое». Скоро тут ничего не останется. Ничего из того, что ему было так дорого.

Он стоял у подножия статуи и смотрел в землю. Тут они сидели. Володя держал его за руку, обнимал и обещал, что никогда больше не оттолкнёт. Юра улыбнулся сам себе, в его груди потеплело от этих воспоминаний. Каким же он был тогда наивным. Глупым мальчишкой, совершенно не понимающим серьёзности происходящего. Тогда всё для Юрки было одной сплошной эмоцией — восторг от первой любви, радость от того, что она не безответна, сладость взаимности… Может, хорошо, что Юра тогда был абсолютным ребёнком. Ведь благодаря такому невинному и ребяческому взгляду на вещи он не казнил себя так, как это делал Володя. Не ненавидел себя, не причинял себе вреда, а главное — не совершил страшной ошибки, которую только предстояло сделать тогдашнему вожатому Володе в недалёком будущем, спустя несколько лет после работы в «Ласточке».

Примечания:

(1) — «Ты меня на рассвете разбудишь» — строки из песни «Я тебя никогда не забуду», мюзикл «Юнона и Авось».

Глава 13. «Колыбельная» для вожатого

Утром следующего дня Юрка играл со вторым отрядом в пионербол на пляже. Народу было не протолкнуться. Здесь присутствовали и девчонки из второго отряда, участвующие в спектакле, Настя — Портнова, Катя, играющая Лузгину, и Юля — деревенская предательница. Они хором поздоровались с Юркой. Юрке стало очень приятно.

Счёт вела команда первого отряда, но победила всё равно дружба.

Юрка буркнул Ксюше — она единственная из ПУК играла:

— Надо в следующий раз назвать команду «Дружба», чтобы выигрывать уж наверняка.

— Точно! — весело ответила Ксюша и даже улыбнулась ему. Юрка аж обалдел — Ксюша-то? Ему-то?

Закончив играть, измученный жарой Юрка отправился плавать, а точнее — топить вместе с Ваней Миху. Те обещали быть готовыми, как только объявят счёт, но задержались на пляже. Юрка устал ждать и залез в воду первым, но только расслабился и начал остывать, как на пляж пришла Ольга Леонидовна с Володей.

Воспитательница сосредоточенно вещала худруку что-то, а он в это время сосредоточенно искал глазами кого-то. Юрка догадался, кого именно, сунул в рот пальцы и громко свистнул. Володя заметил его, расправил плечи, помахал рукой и улыбнулся, сверкнув очками. И Юрка вспомнил о том, что было вчера. Он и так не забывал, но сейчас вспомнил особенно остро, до того, что ощутил на губах Володино дыхание и запах. В груди потеплело, Юрка замер с глупой улыбкой на лице, расслабился и чуть было не ушёл под воду, но опомнился и заработал руками.