Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 70
— Еще немножко, Сашок. Уже спускаюсь.
«Уже спускаюсь» могло тянуться и час, и два, Саша это прекрасно знала.
Когда Илья работал, он не замечал времени. А работа в храме захватила его целиком. Он мог работать с утра и до поздней ночи. Очень уж ему хотелось закончить купол к приезду гостей. Настя с Мишей обещали прибыть к двенадцатому числу, пожить здесь недельку перед новым учебным годом.
Саша уселась на доски внизу и стала дожидаться мужа. Немного погодя он спустился и подошел к Саше.
— Одни глаза остались, — проворчала она. Глаза на забрызганном краской лице Ильи действительно жили особенной жизнью. Они горели огнем, смеялись, лучились счастьем.
— Наша принцесса уже спит?
Саша покачала головой:
— Как же! Уложишь их! Бабушка потащилась с ней на берег, смотреть закат.
— Похоже, бабушке здесь нравится?
— А разве может здесь не понравиться? Я, например, не представляю, как мы уедем отсюда, когда реставрация закончится.
— Поедем еще куда-нибудь.
Они вышли на воздух. Пространство звенело цикадами; лягушки давали вечерний концерт. За соседним островом таяло малиновое солнце. В длинном бревенчатом доме, в котором жила артель художников, зажгли огни. Кто-то сидел с удочкой на берегу. Саша и Илья подошли ближе к воде. Возле плакучей ивы стояла Валентина Ильинична и что-то объясняла правнучке. В ответ слышалось равномерное агуканье. Илья разделся и, прежде чем Саша успела возразить, с разбега бросился в воду.
— Сумасшедший! — охнула Саша. — Вода холодная! Валентина Ильинична подошла к внучке.
— Как вы здесь живете? — проворчала она, наблюдая, как художник, отфыркиваясь, плещется в воде. — У вас даже врача нет!
— Поэтому мы и не болеем, — отшутилась Саша. — Знаем, что нельзя.
— А ребенок? Она тоже знает, что нельзя?
— Настенька у нас дама закаленная! — Саша поправила чепчик на головке у дочери. Та живо ухватила мать за палец.
— Саша! Она ведь не игрушка!
— Игрушка, игрушка! — Саша подхватила дочь на руки и закружила, не отрывая глаз от ее смеющегося личика. — Чем не игрушка?
— Она грудной ребенок, — не поддавалась Валентина Ильинична. — И ей нужны определенные условия. А здесь, в лесу…
— Ей нужны мама и папа.
— А здесь, в лесу, на острове, — продолжала Валентина Ильинична, не замечая возражений Саши, — нет элементарных санитарных условий. Рукомойник на улице, общий туалет…
— Ты сама мне рассказывала, что и вы так жили, когда строили свой завод.
— Да! Именно поэтому мне пришлось оставить твою мать на бабушку. Я хотя бы знала, что она в тепле и вовремя накормлена.
— Бабушка! Ты опять? — Саша строго взглянула на Валентину Ильиничну. — Ты за этим приехала?
— Когда я ехала, то не знала — зачем. Ехала просто проведать вас. А теперь посмотрела на ваше житье-бытье и повторяю тебе который раз: Настеньке будет лучше пока пожить у меня. Тут у вас артель. Какой-то каменный век… Кругом компьютеры, ультразвук, а тут…
— А тут клюква и брусника!
Валентина Ильинична вздохнула.
— Сашенька, ты влюблена, и это понятно. Твой избранник.., творческая личность. Все они немного…
— Сумасшедшие? — весело подхватила Саша.
— Я этого не говорила, — строго одернула внучку Валентина Ильинична. — Илья мне очень нравится. И он любит тебя. Но.., художники настолько непрактичны… А ты настолько молода, что ребенок…
— Настя останется с нами, — оборвала бабушку Саша. Замолчали обе.
Саше стало стыдно, что она так резко говорила с бабушкой. Та ведь из добрых побуждений… Ехала в такую даль. И возраст у нее уже не тот, чтобы переживать и волноваться.
— Бабушка, ну вспомни, ты ведь так сердилась на маму! Ты не простила ее.
— Это другое дело, — возразила Валентина Ильинична. — Когда я узнала о ее поступке.., о том, что она продала своего ребенка новым русским…
— Ты лишила ее родительских прав на меня, — закончила за нее Саша. — И решила вырастить меня самостоятельно. И скрыть от меня правду.
Саша знала, что ее голос звучит жестко. Но она не научилась еще говорить бесстрастно о таких вещах.
— Саша! Ну пойми же меня наконец! Ну не могла я рассказать тебе тогда ничего! Ты ведь была совсем ребенок! И мне стыдно было за дочь, и обидно. И виноватой я себя чувствовала, наверное, хоть и не признавалась себе.
— Я не хочу повторять ничьих ошибок, — сказала Саша, укачивая дочь. Она завернула ее в шаль, и ребенок задремал в тепле. — Настя останется рядом с нами, и ей подойдут любые условия. Тем более она пока в них ничего не понимает.
Илья, отфыркиваясь, выходил из воды. Малиновые полосы за рекой почти растворились в синеве ночи.
— Спит? — Он заглянул Саше через плечо. — А о чем спор?
Вытираясь, художник переводил взгляд с бабушки на Сашу.
— Бабушка утверждает, что о нас здесь некому позаботиться, — улыбнулась Саша.
Илья натянул рубаху.
— А вот это напрасное беспокойство, — серьезно ответил он. — Вот они о нас постоянно заботятся.
Он махнул рукой в сторону спрятанной в строительных лесах церквушки.
Валентина Ильинична застыла, обернувшись в ту сторону, куда показывал Илья. Белая свечка церковного здания выделялась на фоне потемневших в сумерках деревьев. Густое облако, проплывая, задевало брюхом макушку купола.
Молодежь ушла вперед, а Валентина Ильинична задержалась. Проходя мимо церкви, увидела молочный свет, льющийся оттуда. Ей, атеистке по воспитанию, бывшей руководительнице и коммунистке, вдруг по-детски почудилось, что во всем притихшем мире осталась лишь одна дверь, где продолжалась, несмотря на поздний час, неустанная, кропотливая работа. Поддавшись спонтанному порыву, она подошла к двери и заглянула внутрь. Церковь была пуста. Валентина Ильинична перешагнула через ведра с краской и мешки с цементом. Взглянула вверх. Со стен на нее взирали спокойные светлые лики. «Они» — женщина поняла, кого имел в виду Илья. Отреставрированные фрески излучали спокойствие. Даже Георгий Победоносец с копьем не показался Валентине Ильиничне воинственным и грозным. Святые смотрели на нее без осуждения. Даже, как показалось Валентине Ильиничне, — с сочувствием.
— Да, дочку я не сумела воспитать, — медленно проговорила женщина, заранее соглашаясь с упреками святых. — Суетой занималась, строила коммунизм. Но внучку-то! Внучку ведь я растила, и она получилась хорошая! Ведь так?
Святые молча согласились. Взоры их не посуровели. Все фигуры в композиции смотрелись светло и гармонично.
— Ну что ж, смотрите за ними тут получше, — вновь обратилась она к ним, — а меня простите, если что не так…
Валентина Ильинична вышла из храма и ступила в прохладную августовскую ночь, тропинка привела ее к дому артели. Отсюда, со стороны церкви, были видны освещенные окна. Многие из них не были занавешены и просвечивали насквозь. Валентина Ильинична решила обойти дом так, чтобы заглянуть в Сашино окошко. В душе у нее возник особенный настрой.
Словно кто-то невидимый добровольно взялся водить ее по острову и показывать знакомые вещи с незнакомой стороны.
За окном накрывали к вечернему чаю. На столе красовался подарок Валентины Ильиничны — расписной электрический самовар. Вокруг стола толклись молодые. Они хотели так украсить стол, как нравилось ей, бабушке: с салфетками, блюдцами и с вазочками под варенье.
Валентина Ильинична улыбнулась. Она вдруг почувствовала себя путешественником, после долгих странствий вернувшимся домой. Незнакомое волнение толкнуло ее в грудь.
"Что это? — испугалась Валентина Ильинична. — Всему виной любование чужим счастьем? — И тут же поправила себя:
— Не чужим. Оно ведь и мое немножечко тоже".
В ответ на ее рассуждения на щеку упала капля дождя. Дождь застучал по листьям акации, заморосил по стеклу. Валентина Ильинична заторопилась под крышу. Там ее ждали.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 70
