Тут вклинился Юрка, по-мужски похлопал удручённую Настю по плечу — она пошатнулась — и заверил:

— Настя на самом деле такая и есть.

Настя деланно улыбнулась, а Ольга Леонидовна будто не видела и не слышала, она продолжала гнуть свою линию:

— В Ленинграде твой дом, там друзья, семья и школа, а в Оболь ты приехала вместе с сестренкой Галей к бабушке на каникулы.

— А тут началась война! — исклеенный пластырями, как телефонный столб объявлениями, Сашка вскочил на сцену, заверещал и замахал руками. — Обстрел! Трах-бабах-тра-та-та-та…

— Шамов, это, по-твоему, весело? — Воспитательница уперла руки в боки.

— Н-нет-нет, — Сашка выпучил глаза и попятился.

— Шутить над великим горем не только советского народа, но и всего мира!..

— Саша и не думал шутить! — заступился Володя. — Ольга Леонидовна, в мирное время всё это кажется очень далеким, кажется, что это будто не про нас. Но ведь так и должно быть…

Тут вмешался и директор:

— Гхм… Но тогда люди тоже не знали, что будет война. Они бы тоже не поверили, скажи им, что завтра начнется война. Дети отдыхали в деревнях или… гхм… как мы сейчас, в пионерлагерях.

— Именно! — поддакнула Ольга Леонидовна. — И кстати об этом, первым объектом, уничтоженным фашистской авиацией, был не вокзал или завод. Это был пионерский лагерь!

Юрка больше не мог сидеть в стороне. Ему решительно не нравилось всё: и разговор дурацкий, и детей обижают, и скучно.

— И зачем лагеря бомбить? — вклинился он, глядя на Ольгу Леонидовну с вызовом. — Это ведь только боеприпасы тратить. Надо аэропорты, транспортные узлы…

— Лагерь находился в городке Паланга, который в те времена стоял на самой границе СССР и Германии. Фашисты напали глубокой ночью двадцать второго числа. Вели прицельный обстрел по лагерю, и все это засняли на кинопленку. Слуцкиса почитай, Конев, если интересуешься. А мы отошли от темы. Итак, Зина с сестрой в деревне в Обольском районе. Начинается война. Вдруг. Внезапно. Деревню тут же оккупируют немецкие войска. И вот она, то есть ты, Настя, такая же, как сейчас, светлая и добрая, теперь видишь вокруг только кровь и смерть. Через год ты вступаешь в ряды «Юных мстителей» — отряд детей местных жителей. Учишься стрелять и метать гранаты…

«Чехонь вяленая», — разозлился Юрка про себя, когда словесный поток воспитательницы иссяк, а сама она угрюмо покачала головой и потребовала, чтобы и Юрка прочитал свои реплики.

Послушав его, она заявила:

— Нет, Конев, ты тоже играешь неправильно.

— Да-а-а? — недоверчиво протянул Юрка. На его счастье, Ольга Леонидовна не распознала скепсис.

— Да, он у тебя выходит слишком человечным. А ведь он же чудовище, а не человек! Все немцы — чудовища!

— Да-а-а? — ещё раз протянул Юрка, на этот раз удивлённый по-настоящему. Но быстро опомнился и подчинился: — Ладно, и что мне сделать?

— Ну не знаю, скорчи какую-нибудь гадкую рожицу.

— Так пойдёт? — Юрка широко, довольно улыбнулся.

Труппа захихикала. Воспитательница глупо моргнула и вдруг тоже рассмеялась:

— Ну нет, не такую.

И больше она не улыбалась. С поджатыми губами и каменным лицом она прослушала всех остальных и, нахмурившись настолько, что на её лбу можно было бы стирать белье, вынесла вердикт:

— Нет, это никуда не годится! Такое уж точно нельзя показывать на публике… Володя, от тебя я ожидала гораздо большего!

— Гхм-мда… — согласился директор.

Володя сначала растерянно захлопал глазами, потом нахмурился, а потом сжал зубы так, что на щеках проступили желваки. Его очень задели эти слова. Они просто не могли не задеть, ведь Володя, всей душой радеющий за свою репутацию, сейчас получил в неё небольшой, но все-таки минус. Не от Пал Саныча и без мата, но снова прилюдно.

— Ольга Леонидовна, но сценарий действительно очень сложный и тема серьёзная, — попытался оправдаться он.

— Я знаю, Володя! Но я рассчитывала на тебя и думала, что ты справишься.

— Я справлюсь! Мы все справимся, только нам нужны ещё актёры! Мальчишки к нам вообще не идут, хоть зазовись, я говорил вам об этом вчера и позавчера.

Воспитательница задумалась. Кивнула.

— Тогда давайте переносить премьеру! Покажем спектакль в самый последний день, перед прощальным костром.

— Но это идет вразрез с начальными планами — мы же хотели в день открытия лагеря, мы специально брали старый сценарий и искали музыку. — Володя бросил такой виноватый и умоляющий взгляд на Юрку, что того будто обдало кипятком.

— Либо ставим в последний день, либо не ставим вообще, — заявила Леонидовна.

— Ладно, — сдался Володя. Делать всё равно было нечего. — А мальчики? Поспособствуйте набору, Ольга Леонидовна. Мы всей труппой уже за руки их хватали, всё равно не идут. Нужна-то всего лишь массовка, там ни одной реплики нет.

— Поспособствую, — кивнула Чехонь, записывая что-то в блокнот. — Но в таком случае пусть это будет даже лучше, чем я ожидаю.

Воспитательница снова кивнула, снова записала что-то себе в блокнот. Давая ещё пару наставлений, мельком взглянула на часы, ахнула: «Ужин скоро!» — и наконец ушла.

Юрка тоже узнал время — до конца репетиции оставался почти час, но взбудораженные критикой актеры совершенно не знали, куда податься и что делать. Труппа бесцельно бродила по кинозалу до тех пор, пока Володя громогласным рёвом «Все сюда!» не собрал ребят и девчат возле себя.

Юрка думал, что худрук начнёт с остервенением гонять их по сцене, заставляя выкладываться по полной, но он лишь сказал:

— Так, ребята, слушайте все. Ольга Леонидовна совершенно недовольна проделанной работой. Но! К счастью, она разрешила перенести премьеру на последний лагерный день.

По труппе прошёл ропот. Ребята рассчитывали выступить именно на дне рождения, ведь к некоторым из них должны были приехать родители. Глядя на погрустневшие лица, слушая жалостливые шмыгания носов, Юрка очень сочувствовал актёрам. Володе, судя по его виноватому виду и установленному в пол взгляду, — тоже было обидно. Повисла неловкая тишина.

— Это я виноват, — пискнул Олежка, — это потому, что я калтавлю…

— В этом виноваты мы все! — перебил его Юрка. — И ничего страшного не случилось. Ну правда, ребят, пусть переносят. Тем более что у нас нет выбора — не отменять же весь спектакль, в конце концов!

Пока Юрка говорил, с мыслями собрался и Володя:

— Давайте мыслить позитивно. У нас появилось ещё немного времени, плюс нам дадут актёров для массовки. А главное, нам выпала большая честь: выступить на закрытии лагерной смены! — он улыбнулся, а Олежка ещё раз шмыгнул носом и просветлел лицом. — На нас теперь обратили внимание! Это значит, что будут помогать и спектакль получится гораздо лучше и интереснее, чем сейчас. Ребята, я жду, что вы приложите максимум усилий!

Чтобы ещё немного приободрить малышей, Юрка добавил устрашающим голосом:

— А если не приложите и провалитесь, то потом всю жизнь, каждую ночь за вами будет приходить мстительный дух худрука-самоубийцы и будет пугать вас и не давать спать…

— Что за вздор? — возмутилась Поля.

— Какой такой дух, Юла? — оживился Олежка. — Ласскажи!

Юрка призадумался.

— Хорошо, расскажу. Но не сегодня и даже не завтра… Расскажу, если три следующих дня вы будете упорно репетировать, а потом покажете нам класс! Согласны?

— Согласны! — хором крикнули младшие ребята, а ПУКи одновременно фыркнули и закатили глаза.

Юрка перехватил взгляд Володи — он легонько кивнул ему и одними губами сказал «спасибо». И тут Юрку окончательно охватил мандраж. Он то и дело поглядывал на висящие на стене часы — минутная стрелка будто бы издевалась над ним, ползла так медленно, что порой Юрке казалось, что она и вовсе стоит на месте. А как же хотелось, чтобы репетиция уже закончилась! Чтобы ушли все из зала и можно было… Юрка не знал, что именно можно было бы сделать, но испытывал острую необходимость остаться с Володей наедине.

В очередной раз скрипнула ступенька у входа, в зале опять повисла напряжённая тишина. Юрка обернулся посмотреть, кто пришел. И увидел на пороге Иру.