Вдруг одно лицо всплыло в ее уме. Оно появлялось и раньше, но не одно, со всеми, а сейчас заняло все пространство ее сознания.

То было лицо ребенка, девочки-самоубийцы, — всего неделю назад она воочию видела этого ребенка. Она стояла у открытого окна, на третьем этаже. Алёна похолодела, ибо почувствовала всеми нервами, с каким наслаждением этот ребенок бросится вниз, чтобы уйти из мира, в который он пришел не по своей воле. Никакие крики тогда не помогли, девочка бросилась вниз — но, не насмерть. Алёна видела ее разбитую голову, лицо, окровавленные ножки. Скорая увезла ее. «Не отмучилась, бедная», — сказал кто-то в толпе.

Еще одна раскаленная капля страдания вошла в Алёну, за эту девочку, за Россию… И вдруг она почувствовала нечто невероятное. Она отошла от дерева и замерла. Какое-то сверхъестественное облегчение вошло в нее, которому не было никакой причины. Необъяснимым образом сострадание в ее душе стало превращаться в нечто светлое, благодатное, словно на всех замученных жизнью опустился покров сверхъестественной любви. Она почувствовала, что ее эго исчезло, что она свободна. Слезы в ее душе — уже не слезы отчаянья. И они иссякают. Свет, один свет.

Забыв о себе, чуть ли не на ощупь, интуитивно она выбралась из леса. Подойдя к даче, она увидела в саду Вадима. Он открыл калитку и шел ей навстречу.