Бравик, поджав губы, пристально глядел на солонку. Он глядел на солонку, сопел, потом спросил Худого:

— Сегодня среда, так?

— Среда, — сказал Худой.

Бравик сглотнул и стал загибать пальцы.

— Понедельник, вторник, среда, четверг, пятница… — Он обернулся к Никону. — И ты говоришь, он подмигнул?

— В смысле?

— В том самом смысле… — Бравик вдруг странно усмехнулся и достал портмоне. — Ладно, давайте расходиться. Ничего нового мы уже не услышим и не скажем. Только будем пить да рвать сердце. А у меня завтра две простатэктомии.

За барной стойкой включили «Hard Day’s Night», Никон поднял руку, подзывая официанта. Они расплатились и вереницей пошли к выходу. Проходя мимо стойки, Бравик задел плечом плексигласовый стендик с меню, тот с оглушительным хлопком упал на пол.

— Извините, — сказал Бравик бармену, поднял стендик и поставил на стойку.

На улице моросил дождь, темнело. Они немного постояли у входа. Никон позвонил Кате, сказал, что будет минут через сорок. Наконец попрощались. Худой и Бравик пошли к метро, а Лобода с Никоном — к Пироговке.

В ресторане доиграл «Hard Day’s Night», бармен протер стакан и поправил стендик с меню. Когда лысый толстяк с усталым лицом уронил стендик на пол из полированного гранита, все в зале обернулись на резкий хлопок, и только малый во фланелевой куртке с поднятым капюшоном, сидевший спиной к стойке, не шелохнулся. Поставив правый локоть на край стола, он изумительно ловко крутил сигарету в суховатых пальцах.

«Прямо фокусник», — подумал бармен и включил «Let It Be».