Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 53

Их семейную историю Федор, как безродный натурал, знал хорошо, в отличие от остальных тонкостей политической сферы страны, так как именно ее приводил в пример, оправдывая существование надпиленных карьерных лестниц, по которым ему никогда не достичь успеха. Об этом седой политолог тоже говорил, когда прогнозировал превращение классических политических партий в частное дело или даже семейный подряд.

Федору досталось выступать последним. Когда редактор передала ему слово, он уже кое-что накидал в блокноте в виде тезисов, хотя, как начать свое заявление он так и не придумал.

– Добрый день, дамы и господа, – начал он традиционно. – Это первые выборы президента, на которых я буду голосовать. потому что мне двадцать три. но я уже ходил на выборы с отцом, когда был маленьким, и он часто мне рассказывал как все происходит. и я даже за него ставил галочку один раз – за Дракона.

В зале прозвучал сдавленный смешок, а кто-то нетерпеливо кашлянул.

– И в этот раз все по-другому. Наверное, потому что Дракон уходит. И я столкнулся с тем, что есть люди, которые угрожают нашей стране. Вы знаете, что сейчас идут какие-то. – Федор попробовал подобрать подходящее определение, и ему это удалось, – вандальные дозвоны. И что спецслужбы уже накрыли два call-центра. В общем, я столкнулся с тем, кто их нанимает и все организует.

Федор стих, чтобы перевести дыхание. Зал напряженно слушал.

– Есть группа людей, которая разрушает язык, чтобы люди не могли нормально общаться. Уже есть первые жертвы.

– Я вижу, – сказал кто-то из зала. Его поддержал легкий смешок кого-то с задних рядов.

– Нет, я не про себя. хотя.

Федор чувствовал, как в нем пробуждается злоба на то, что он не может простые идеи выразить простым языком. В каком-то смысле он злился и на себя, на свою ограниченность, на самонадеянность, на то, что переоценил свои силы и на то, что не тренировал речь у зеркала. Глянув в блокнот и вспомнив главное, он продолжил.

– Есть группа людей, которая никак себя не называет. Они поставили цель разрушить русский язык и русскую цивилизацию, потому что цивилизация – это язык. И только языки с высокой долей абстракции способны быть пригодными для того, чтобы строить империи. И они делают все, чтобы уничтожить нашу цивилизацию.

Один из журналистов захлопнул свой планшетный компьютер, встал и тихо вышел из зала, двое других начали собираться. Еще один спросил, не поднимая руки:

– План Даллеса что ли?

Об этой известной советской подделке Федор слышал от своего брата, который, крайне уверенный в ее истинности, даже вывешивал цитаты о планах уничтожения русских даже на кухне и в туалете, за что мать его всегда ругала. Мать, всполохом загоревшаяся в его памяти, спутала все мысли, и Стрельцов снова уперся носом в блокнот, чтобы изъят из него свое сообщение.

– Нет, не план Даллеса. Они прячутся, так как не хотят быть обнаруженными. Для этого не используют никаких имен, никаких знаков, и даже никак себя не называют, пока ты не будешь посвящен в их круг.

– Масоны что ли? – спросил с легкой издевкой журналистка справа.

– Да нет же. Они, – он снова принялся перебирать слова, чтобы хоть как-то определить их род деятельности.

– Тогда может быть блоггеры Пентагона? – поддержал кто-то еще.

– Скорее вежливые люди, – добавила сидящая рядом с ними девушка, вспомнив эпизод десятилетней давности.

– Не совсем. – произнес Федор, – они. – Он не придумал ничего лучше, чем сказать самое близкое, что пришло в голову: – Лингвисты.

Раздался нескрываемый дружный смех. Еще двое, хватаясь за животы, покинули пресс-конференцию. Смеялись уже и те, кто сидел с Федором за одним столом. Женщина даже наклонилась к седому политологу и тихо, но недостаточно тихо, чтобы не услышал Стрельцов, спросила: «Надо будет спросить Горчакова, зачем он нас пригасил в этот цирк».

Стрельцов терял контроль уже не над залом – зал он сразу потерял как открыл рот – он терял контроль над собой. Не видя никакого выхода из глупого положения, он уже собирался встать и бежать из зала, забыть все как дурной сон и никогда не лезть в политику, простить убийцу и выкинуть из головы все слова Горчакова, самого Горчакова, Столетова, всю эту шайку лингвистов-радикалов, а может быть даже и Елену с ее покойным отцом, за которого он тоже неосмотрительно пообещал отомстить. Но что-то приковывало его к стулу, и бежать он не мог, мог только бормотать нечто маловразумительное.

– Нет-нет, вы не понимаете. Это все очень серьезно. Они занимаются политическим шантажом!

Девятая фраза из списка Горчакова снова привлекла всеобщее внимание и временно остановила массовую эмиграцию из зала. Кое-кто сел обратно на свое место, кто-то, уже значительно продвинувшись в сторону выхода – на чужое.

– Я вам расскажу, как они узнают друг друга! – не сдавался Федор. – Они используют слово «мы» только в отношении членов своей группы, а со всеми остальными говорят «я и ты».

Смех в очередной раз заглушил его неуместных монолог.

Федор Стрельцов так и не закончил свое импровизированное выступление. Журналисты сперва уходили по одному, а потом этот процесс превратился в лавинообразный. И вот уже не только они, но и приглашенные гости, отягощенные явной маргинализацией своей миссии, и даже редактор покинули зал, оставив его одного за пустым столом в пустом помещении.

Он сложил блокнот, iSec и кое-какие заметки в рюкзак и медленно, пораженный и подавленный, двинулся на выход. Там его попробовал задержать Горчаков.

– Ничего страшного, – произнес он, – просто они не могли не назвать то, что не может быть определено. А слова для этого не существует. И смех – это просто аварийная программа, с помощью которой они могли выйти из этого кризиса.

В какую-то секунду Горчакова даже хотелось предать дефенестрации, но благоразумие не отпускало Стрельцова, как разгневанный дух, вселившийся в тело и овладевший им. Стрельцов его просто не слушал. Даже не повернулся в его сторону. Просто прибавил шаг, – и вот уже бежал вниз по ступеням очертя голову, стараясь навсегда покинуть это место и забыть все, что произошло за последние два часа.

В тот день Федор так и не решился идти домой. Он купил бутылку водки, забрел в случайный двор где-то между Петровкой и Большой Дмитровкой. Сел в тени опадающего каштана и в одиночку принялся злоупотерблять. Возникали у него мысли наведаться к Лене, посетить Дениса или даже позвонить Горчакову и высказать про него все, что думает. Но Елена едва ли оценит его состояние и расстроится, Денис может и поддержит, но начнет ныть, что он его предупреждал, а Горчаков. Горчаков найдет объяснение и этому. Так он всегда делает.

Солнце только перед самым закатом выглянуло из-за туч и осветило верхние этажи соседнего здания. Его стекла в лучах света засверкали золотом, словно его молчание, словно молчание всех, кто в этот день для Федора умер. В одиночестве, оторванный от средств коммуникации, Интернета или телевидения, он воображал, что сейчас, в этот миг показывают его пресс-конференцию, и вся страна выливает на него звонкое серебро смеха.

Глава И. Выдомашнивание

На крыльце своего подъезда Стрельцов оказался только утром. С вечера он впал в тяжелое депрессивное состояние, усиленное возлияниями, и в таком виде пересек пешком весь город, скрываясь то от полиции, то от случайных групп с недобрыми намерениями, которые с виду походили на политических активистов, но фактически оказывались мародерами и бандитами, обмотанными партийными флагами и футболками.

Когда живешь в шаговой доступности от метро, кажется, что все в порядке. Но стоит пересечь пешком ночной город, сталкиваешься с его потаенной скрытой мордой, которая рычит и огрызается на твои вопросы. Разговоры об экономическом кризисе, которые шли по телевизору недели три подряд, только сейчас обрели свое зримое выражение. На улицах половина фонарей не горело, а ветер поднимал в воздух и кружил оброненный за день мусор. Все началось с серии сорванных международных контрактов между ведущими корпорациями, деятельность которых контролировал лично Дракон. Теперь эти малозаметные события привели к каскадному обрушению значительной части экономики.

На одной из улиц Федор увидел, как бомжи жарят кошку. Спасаясь от этого безумия, он свернул в подворотню, где застал небольшой картонный городок, в котором гастарбайтеры, что больше не выходил мести улицы, но и не смогли уехать на родину, шили из случайного тряпья одежды. Увидев Стрельцова, один из них что-то крикнул, и Федору пришлось бежать наутек и скрываться в темноте одного из подъездов сквота.

– Мы правильно движимся? Далеко еще до дома? – уточнял он у iSec.

– Военные отключили гражданские службы ГЛОНАСС, – ответило устройство. – Сегодня распространили официальное заявление. Считается, что так они смогут контролировать перемещение оппозиционных групп по городу. Местоположение определить не удается. Предлагаю ориентироваться по аналоговым табличкам на зданиях.

Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 53