Близилась зима, вода в море резко похолодела, начались штормы. Наталья Петровна надевала ветровку и часами гуляла у кромки воды, оглохшая от грохота волн. Порывы ураганных вихрей рвали косынку с головы и так забивали легкие, что становилось трудно дышать. Незыблемое величие природы навевало мысли о вечности. Хорошо бы распорядиться, чтобы урну с прахом бросили в Черное море — водная стихия ей ближе других. Только непонятно, кто выполнит просьбу. Напрасная мечта.

Тротуары были засыпаны отжившей листвой. Дворники, выходившие на работу два раза в день, не успевали собирать весь этот осенний хлам. Потом зачастили дожди, но Шапошников, против обыкновения, об отъезде не напоминал. Что-то в нем переменилось, а что — Наталья Петровна уловить не могла. Она сама, всегда с восторгом встречавшая смену времен года, каждое из которых несло свою неповторимую красоту, испытывала безотчетную грусть. Глядя из окна спальни, сказала с беспокойством:

— Кипарисы напротив дома засыхают, а новых подсадить некому. Эти росли полвека. Следующих мы уже не увидим. А всего сто пятьдесят лет назад здесь жили убыхи, они…

— Принеси мне, пожалуйста, стакан яблочного соку, — перебил пианист, но, увидев глаза жены, спохватился:

— Извини. Я слышал: убыхи, некому посадить и мы ничего не увидим. Это печально. Но я хочу соку.

Наталья Петровна поглубже запахнула халат и перевязала пояс: похудела, что ли? И вдруг так явственно ощутила вокруг себя пустоту, что по спине пробежал холодок. Жизнь прожита. Не повторить. Не исправить. Надо следующей весной посадить напротив серебристый тополь — легко приживается и быстро растет, за три года вымахает до окон. Его листья всегда сильно шумят на ветру.

В раздумье она склонила голову к плечу, постояла немного и пошла на кухню за соком.

Месяц спустя, когда здоровье пианиста полностью восстановилось, супруги вместе отбыли в Москву. Тема развода больше не поднималась. Квартиру в Хосте они тоже не продали и правильно сделали — все меняется слишком быстро и кто знает, что будет с нами завтра?