Потом Катька отмахнулась от Лёдика, постоянно предупреждавшего, чтоб не галдели, — что-то ее затревожило. Открыла фанерную дверь во вторую половину дома. Изменившись в лице, молча вглядывалась в ту комнату, и все подошли к ней. Они стояли и боялись переступить порог.

— Ночью она звала: «Федор, Федор», — сказал Лёдик.

— Ты подходил? — спросил, не отводя взгляда от кровати, на которой лежала мать, Алексей.

— Я ж не Федор. Я подумал, она во сне, — оправдывался младший.

— Мамо, — позвал Алексей. — Вы спите?

— Мамка, — подождав, подала голос Катька. — Авоечки! Божа!

— Мать, — фальцетом окликнул и Мышка. Каждый надеялся, что именно ему отзовется мать.

— Эй, — вторил эхом Лёдик, — старая. Ты ж меня не подводи. А то — недоглядел, выходит.

Не было им ответа.

Одни остались перед жизнью. Случись что — и пожалеть по-настоящему некому.

— Мамка, — повторила Катя. — Мамка!

— Мне страшно, — вдруг сказал Лёдик. — Не к кому теперь прислониться.

— Не надо, — тихо проговорил Алексей. — Давай без этих… бабских штучек. Если на Троицу померла — значит, святая. Пошли.

Друг за другом, по старшинству, как были приучены ею, они переступили узкую планку порога и вошли в чистую комнату, к ней.

Понимая, что ей скоро держать ответ перед Богом, встали на колени. Не все, только Алексей и Катя. Лёдик и Мышка остались стоять.

В углу светилась икона. Лик Господа был печален.

Январь 2007 года.