— Ага! — крикнул я. — Он уже потерял свою четкость. Он знает, что его минуты сочтены.

Мы выпили. Бутылка была опустошена на четверть, но голубь продолжал упорно существовать.

— Пьем дальше, — крикнул я. — Мужайся, Ракюссен, мы ощиплем его до последнего перышка!

Когда бутылка была опустошена на треть, голубь повернулся и пристально взглянул на нас. Я понял этот взгляд.

— Нет-нет! — проговорил я заплетающимся языком. — Никакой жалости!

На половине бутылки голубь вздохнул, а на трех четвертях — сказал по-американски с ярко выраженным акцентом жителя Бронкса:

— Товарищи туристы, вы находитесь в иностранном государстве, два представителя великой и прекрасной страны, и вместо того, чтобы своей корректностью и благовоспитанностью создать у нас высокое мнение о своей отчизне, вы хлещете водку прямо на улице и уже напились как свиньи. Это, граждане, просто омерзительно!

…Я пишу эти строки у себя в клубе. Около двадцати лет прошло со времени этого ужасного приключения, которое явилось для нас началом новой жизни. Ракюссен сидит на люстре, рядом со мной, и по своему обыкновению мешает мне работать. Нянечка, няня, вы не могли бы сказать этой проклятой птице, чтобы она оставила мои крылья в покое. Я пишу.