Он долго думал о своей вине, он ни о чем другом не думал, пока не потухло сознание и началась долгая агония.

Он не знал, что ряд знамений местного значения предварили его кончину. Когда прибыла вторично вызванная «неотложка», во всем доме погас свет, и врачи колдовали над ним при свечах. Когда приехала реанимационная машина, свет загорелся, но намертво встал лифт, и его несли на руках с шестого этажа. Он не знал всего этого в той жизни, где в нем еще билось сердце, ну, а в других пределах? Наверное, он узнал и об этих мелочах и о куда более важном, что омрачило ему уход. О том, что говорят и во что верят всей глубиной души служившие ему так преданно и бескорыстно прекрасные женщины: «Мы счастливые, мы самые счастливые на земле, свою лучшую жизнь мы прожили возле прекрасного»…

Утром в «Чародейке» раздался телефонный звонок, просили выдающегося женского мастера Марию Гавриловну.

— Манечка, я еду к вам. Никаких отговорок. Вы должны сделать мне голову. Да, Манечка! Сегодня мне нужно больше, чем всем остальным, вместе взятым. Я знаю, что у вас контингент… Муж умер. Что — как?.. Ночью. В больнице… Манечка, что с вами?.. Почему вы молчите?.. Ах, эмоции!.. Не хлюпайте и скажите толком. Ну вот, это другое дело. Еду.