Инна Лиснянская
Без тебя
Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку. Лауреат Государственной премии России и литературной премии Александра Солженицына (1999). Живет в Переделкине. Постоянный автор нашего журнала.
* * *
Без тебя я — без племени и без родуСущество, подобное недобитку.Без тебя за окном помертвела природа,И похоже сейчас окно на открытку,Где экзотика зелени и звукозаписьСоловья, завлекающего невесту,А колодец напоминает кладезьТайновидящих вод, что никак ни к местуК моей скорби открытой, к угару горя.Никаких нет прозрений в слезе словесной.Лишь известно студеной водице в затвореО движенье материи бестелесной.
24 мая 2003.
* * *
Обильный дождь в последних числах мая,Остатки смысла в птичьей болтовне.Так и живу, почти не понимаяПроисходящего в окне.Живу будто в пещере Полифема.Ах, остров Коз, здесь сколько слез ни сей,Не выбраться. Но жизнь моя — не тема,И я отнюдь не Одиссей.А если я и выберусь, то будуНе волны бороздить — траву коситьИ памяти — бессмысленному чуду —Остатком выдоха кадить.
24 мая 2003.
* * *
Ушел и уже не вернется.Привыкнуть к разлуке такойНе легче, чем правое солнцеУдерживать левой рукой.Что солнцу? Всегда оно право.В бездушной своей правотеПрожгло мне и руку и травы,Прикрывшие гроб, да и теПодспудные мысли о встречеВ загадочной жизни иной.…Горят мои пальцы, как свечи,И каждый в разлуку длиной.
24 мая 2003.
* * *
Свет наподобие колесаВ майскую зелень ныряет.Птицы на разные голосаИмя твое повторяют.Имя твое выдувают шмелиВ златомохнатые дудки,Шепчут на влажных участках землиИмя твое незабудки.Шлет семена колокольный звонИ опыляет дорогу.В семени имя твое — Семеон,То есть — внимающий Богу.
24 мая 2003.
* * *
Медленно я из своих выбираюсь потемок,Медленнее, чем куст из могильных костей.Рыжий котенок, зеленоглазый котенокРозовой лапкой мне намывает гостей.Пусть же приходят, — ответным привечу светом,Белым вином на столе, от смолы золотом.Пусть же приходят, — мы вспомним на свете этомТех, кто о нас вспоминает на свете том.Памятью и отличим человек от зверя.Рыжий котенок приткнулся к моей ступне,Точно почуял, какая лежит потеряВ сердце моем и как одиноко мне.
25 мая 2003.
* * *
Меж погостом и церковью костерокНа траве развели бомжи,Варят кашу. Заржавленный котелокПахнет варевом сна и лжи.Меж погостом и церковью три козыМать-и-мачехин щиплют простор.Из-под купола необъяснимой красыВнятно слышен воскресный хор.Меж погостом и церковью, ангел мой,Полон быта предвечный день,И, конечно же, я принесу домойПредкладбищенскую сирень.
25 мая 2003.
* * *
Чту молчаливые поминки.И как родняСтолпились тонкие рябинкиВокруг меня.Где ты? Попал ли в Божье царствоИль в двух шагах?Дух — это время, а пространство,Конечно, — прах.В уме двоится сущность маяНа прах и дух.Живу как линия прямаяМеж точек двух.
25 мая 2003.
* * *
Повзрослевшей листвы беглый почерк…Соловьиная дрожкая грудь…Неужели меж датами прочерк —Это весь человеческий путь?Но в руках сигарету кромсаяИ табак отрясая с колен,Вспоминаю пророка Исайю,Вавилонский медлительный плен.Сквозь надсадные вопли и толкиМы с тобою спускались к реке, —Ты шел с палкой и в синей ермолке,Я с узлом и в седом парике…
25 мая 2003.
* * *
Под сенью необъятнойГлухой осины тишь,Под ней, мой ненаглядный,Ты третий месяц спишь.Здесь все на жизнь похоже:Скамья и мелкий дождь,И по неровной кожеОсиновая дрожь,И желтая синица,И жесткая трава…Лишь жизнь — как небылица,В которой я жива.
25 мая 2003.
* * *
Бродят, подпрыгивая, по траве трясогузки…Прячется холод в черемуховой белизне…Я, как всегда, на авось надеюсь по-русскиМного на что в задумчивом полусне.Хочется думать иль грезить по крайней мере,Что непременно встретимся мы с тобой,Как Гумилев говаривал, «Ах на Венере»Или еще на какой звезде голубой.Хочется верить — еще мы увидим оттуда,Что трясогузка цела и черемуха хладно бела,Что на серебреники не польстится ИудаИ на поправку пошли на земле дела.
26 мая 2003.
* * *
В такие ночи,В такие дниЯ стала кротче,Чем тень в тени.Не я усопла,А ты усоп.И дождь о стекла,Мне что озноб.И луч весенний —Все та же дрожь.Я жду: хоть теньюДомой придешь.
27 мая 2003.
* * *
Одуванчикова стайкаСтала облачком седым.Я, и гостья и хозяйка,Брежу голосом твоим.Это ты из дальней далиМне впечатываешь в слух:Обе стороны медали —Жизнь и смерть, душа и дух.У начала и итогаОднозвучные края.Слово нам дано от Бога,Музыка — от соловья.
27 мая 2003.
* * *
Я надела твою душегрейкуИ твои нацепила очки,На твою уселась скамейку.А роса — как те светлячки,Что как звезды светились ночью,И ты нежно глядел на них,А теперь и роса — многоточье,Где мой плач по тебе затих,Став алмазами рос, изумрудомСветляков и веснушками звезд,Освещающими над прудомМесто жительства и погост.
27 мая 2003.
* * *
Все в голове смешалось старой —Зов соловья и твой привет,Твоей ладони капиллярыИ дикой розы блеклый цвет.И одуванчик поседелыйС твоей смешался сединой.Стою с улыбкой оробелойК стене бревенчатой спиной.А где упал, там незабудкаРасширилась, как вещий глаз.Ты стал природою. И жуткоМне на нее смотреть сейчас.
27 мая 2003.
Владимир Маканин
Могли ли демократы написать гимн…
Из книги «Высокая-высокая луна». (См. также: «Однодневная война» — «Новый мир», 2001, № 10; «Неадекватен» и «За кого проголосует маленький человек» — 2002, № 5; «Без политики» — «Новый мир», 2003, № 8; «Долгожители» — «Новый мир», 2003, № 9.)
Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске Оренбургской обл. Окончил МГУ. Живет в Москве Постоянный автор «Нового мира».
Я спросил — можно, я закурю. В постели. Чтобы мне не высовываться, не вывешиваться по пояс в окно… Знал, что улика и что здесь бы курить не надо. Но до чего же приятно чувствовать бездонную женскую уступчивость. (Приятно продолжать чувствовать. Это процесс. Женщина тает… Как снег… Уступка за уступкой.)
— Одну сигарету.
— Здесь?
— Да… Только одну. Лень вылезать из тепла… Из пригретого места.
Она тихо смеется:
— Понравилось?
Мы сколько-то лежим… Я дважды тянусь к брюкам за куревом. Но каждый раз одумываюсь и обратным движением руки натыкаюсь вместо сигарет на ее плечо. Касаюсь ее плеча. Она тихо ахает… (Это наше начало. Так и не покурил.)
Ее аханье раззадоривает (особенно самый первый, взрывной ах). И так сразу провоцируют картинные круглые ее плечи. И, конечно, грудь… Но боюсь я только ее живота. Небольшой и смуглый. Пружинящий. Подо мной гуляют упругие, нервные волны. Я их все чувствую. Я их все узнабю. Их три, иногда четыре. Они прокатываются. Они живые. Как собственный медлительный спазм… Это потрясает! Я даже не успею вскрикнуть. Это прикончит наверняка. Чтобы продержаться подольше, мне надо уклоняться… Мне надо избегать. Любая поза, но не живот к животу. Лиля Сергеевна уже знает. Мы оба знаем, и мы все время группируемся, извиваемся, мы гнемся так и этак, чтобы не дать нашим животам сойтись. (Разделяем их, как ненасытных влюбленных. Остыньте!) И только когда апогей, когда оба вот-вот взорвемся, Лиля Сергеевна честно поворачивается ко мне всем телом… Всей дрожью… Всей гладью живота… Как воин, идущий умирать с открытым забралом, она шепчет: «Ну?.. Ну?..»
