Он подошел к яме. В одном углу лезли друг под друга десятники, самый слабый — Семка — остался наверху и тихо повизгивал.

В другом углу, уткнувшись, влепив рыжие волосы в глину, лежал Сорокопудов.

— Вылазь, братцы, не взорвется. Порченная. Вылазь! — громче повторил Егор.

Никто не ответил.

Тогда он спрыгнул в яму и взял Сорокопудова за плечи. Они были окаменелые, не гнулись.

— Товарищ… Сорокопуд. Милый, ты што!? — закричал Егор, тряся его изо всех сил.

Неожиданно Сорокопудов вырвался и ткнул его кулаками в бок.

— Ты чего, чорт, человека трясешь? Не даешь одуматься! — и выскочил из ямы.

В одной руке у него воронел маузер. Толпа отхлынула на обе стороны. Он вскочил на крыльцо, в сени. В сенях заворкотало.

— Пойдем, папаша милый, поедем со мной. Тебе там лекцию прочитают, отчего старые гранаты не рвутся!

Никишка перевивался у него под ногами.

— Сторожей к хлебу! Ждите меня послезавтра! — кричал Сорокопудов, несясь по рытвинам в грохочущей таратайке. Наверху развевались его рыжие волосы. Внизу как пес, на четвереньках, сидел под ним Никишка.