5

Если бы не Марина, то и портрет Олега Колотова наутро был бы увезен на Масловку и продан по лотерее; и какой-нибудь слесарь или строитель-монтажник выиграл бы его за рубль и повесил в своей новой квартире где-нибудь в Черемушках или в 35-м квартале Юго-Запада.

Но по счастливой случайности портрет остался в квартире Маковеевых.

В то утро, стоя под душем, Марина взглянула в окно, выходившее из ванной на кухню, и, к удивлению своему, встретилась взглядом со Светланой. Домработница рылась в шкафу, висевшем над раковиной. Видимо, искала крупу или лавровый лист, хранившиеся в этом шкафу, и случайно взглянула в ванную. Но, как бы там ни было, случайно или преднамеренно, Марина испугалась. Глеб — мужчина несдержанный, иногда, когда она мылась, он заходил, чтобы потереть спину. «Увидит домработница, стыда не оберешься», — подумала Марина. Не долго думая, она взяла картонку с недописанным портретом целинника и приколотила ее над шкафом.

Окно было заколочено наглухо.

Только старания Марины были напрасны — Глеб перестал заходить в ванную, когда жена мылась. Марина не сразу заметила эту перемену. Все началось с мелочей. Домработница затеяла стирку. Марина стала собирать грязное белье. Простыни и полотенца сдавались в прачечную, а всякие мелочи — майки, носовые платки, носки — стирались дома. Собрала Марина белье, и показалось ей, что мало грязных носовых платков. «Вот лентяй! — подумала она. — Никогда сам не вынет из кармана грязного платка». Она открыла шкаф, где висели Глебовы костюмы, достала носовой платок из одних брюк, из других. Бросила в таз с грязным бельем и вдруг увидела пятна губной помады. Странно! Марина взяла платки, оглядела. Она стала вспоминать, когда в последний раз красила губы. Кажется, прошлым летом, когда они вместе с Глебом ходили в Манеж на вернисаж. Н-да! Марина сунула оба платка в карман пеньюара и, не находя себе места, стала ходить из угла в угол. Перебрав всех женщин, бывавших у них в доме, она почему-то подумала о Ларисе Черновой.

«Так. Значит, искусствоведка! Ну, ладно! Я тебе покажу!» Привыкшая всем делиться с матерью, Марина хотела немедля позвонить ей, но передумала. Неудобно говорить об этом в присутствии домработницы, к тому же надо все в точности выведать, а потом уже беспокоить мать.

Светлана принялась за стирку, а Марина начала разыскивать Глеба. В мастерских на Масловке был телефон. Он стоял внизу, в уголке возле лифта. У телефона дежурил сторож дед Егорий, который часто позировал художникам.

Марина позвонила и, стараясь сохранить спокойствие, попросила к телефону Маковеева. Дед Егорий помялся, покашлял.

— Маковеев уехал в комбинат, — буркнул сторож.

— Когда он вернется, попросите его позвонить домой, — сказала Марина.

Старик обещал передать.

Однако прошел час, другой, Глеб не звонил. В полдень Марина напомнила деду Егорию еще раз. Сторож отвечал одно и то же. Выведенная из себя, Марина решила позвонить Лиде — жене Андрея Хилкова. Они дружили, делились друг с другом женскими тайнами.

— Лидочка, как ты живешь? — начала Марина издалека. — Ничего? Ты вяжешь? Убираешься. Я тоже. Да, Лидусь, я еще вчера хотела у тебя спросить: кто такая Лариса Чернова?

— Лариса? Как ты заметила, респектабельная девица.

— А что она делает?

— Преподает в художественной школе и пишет отчеты о выставках. Что еще тебя интересует?

— Вчера ее поведение показалось мне странным. И Глеб тоже…

— А ты только вчера заметила? — Лида рассмеялась.

— П-понятно… — боясь разреветься, Марина бросила трубку.

Обедать Глеб не приезжал. В мастерской была электрическая плитка, и в полдень он пил кофе. Зато вечером Глеб приезжал рано и они ужинали всей семьей.

На этот раз Маковеев вернулся из мастерской позже обычного. Глеб был навеселе, а выпив, он становился не в меру разговорчив и ласков.

— Ну, как ты тут, Мариночка? — заговорил он, едва сняв пальто. — Понимаешь, я так работал, так работал! Соскучился по тебе.

Марина с трудом сдерживала гнев.

— Наташа! — позвала она дочь. — Пойди погуляй с Фомкой.

Наташа молча оделась, взяла поводок и вышла с собакой.

— Света! Глеб Николаевич хочет к обеду пива. Сходите, пожалуйста, в магазин.

Выпроводив дочь и домашнюю работницу, Марина подступила к Глебу.

— Ты где таскался весь день?

— Я? Работал, — не очень уверенно отвечал он.

— Не ври! Я звонила весь день. Тебя не было в мастерской.

— Я был у Андрея. Комбинат купил его северный триптих, и мы обмывали. Шашлык был, вино. Я пьян немного, Мариночка. И очень тебя люблю! — Стремясь уйти от неприятного разговора, Глеб хотел обнять Марину, но она резко оттолкнула его.

— А это что такое?! — Марина выхватила из кармана пеньюара носовые платки с пятнами губной помады и, наступая на мужа, повторяла одно и то же: — А это что? А это откуда?

Глеб переменился в лице.

— Не знаю. Кажется, вчера я давал платок Лиде Хилковой, чтоб она не запятнала платья. Видимо, Лида вытерла им губы.

— Ах, Лида  в ы т и р а л а?! Ты что ж, вчера оба костюма надевал? Вот два платка — и в сером, и в черном. И оба в губной помаде. Ври, друг, да знай меру!

— Марина! — Глеб пытался успокоить ее.

— Что, Марина?! Марина сделала свое дело — вывела тебя в люди. Сделала художником. Теперь, конечно, ты гений! Теперь ты и без Марины проживешь. На меня можно и наплевать! Нужна баба помоложе.

— Марина!

— Хорошо, я не буду тебя терзать. Скажи только, откуда эта помада.

— Не знаю.

— А я знаю! Это ты Ларисе Черновой губы вытирал, прежде чем поцеловать. Нашел с кем целоваться! Да постыдился бы.

Глеб то бледнел, то багровел.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, если бы их разговор не прервала Наташа. Погуляв с собакой, она вскоре вернулась. Сели ужинать. Маковеев выпил обе бутылки пива, принесенные Светланой, но аппетита у него не было. Он молча ковырял вилкой мясо и не поднимал глаз от тарелки. Марина за весь ужин не проронила ни слова. Наташа молча переводила взгляд с отца на мать, как бы спрашивая, что случилось.

На другой день Марина позвонила матери и попросила ее приехать сейчас же, утром, пока Наташа в школе. Обеспокоенная тревогой дочери, Надежда Павловна взяла такси и уже через полчаса, по-обычному веселая и шумливая, ввалилась в квартиру.

— Здравствуй, доченька! Здравствуй, родненькая!

Марина обняла мать и заплакала. В квартире лишних не было: Наташа в школе, а домработница ушла за продуктами. Надежда Павловна внимательно выслушала дочь. Ей нетрудно было понять родное дитя. Когда-то и у нее случилась такая же история. Разлад со Львом Михайловичем тоже начался с пустяков. Прямых