Потом всем прискучило жалеть Анну Васильевну, и заговорили о другом — кого же им бог пошлет.

— Начальство знает, кого бог пошлет, — хихикнула Лелька.

Начали думать и гадать, какая будет она, новая сотрудница? «Небось фря какая-нибудь», — сказала Харитонова. Лелька стала представлять ее, эту будущую — фрю. Складывала губы трубочкой, едва цедила слова, сюсюкала, ходила, не сгибая колен, на цыпочках, считала на счетах, растопырив пальцы рогульками, и говорила, томно закатывая глаза: «В итоге имеем миллион копеек и сто тысяч рублей». Все смеялись: с Лелькой, известно, не соскучишься. Но у Анны Васильевны щемило сердце — они ее уже забывали.

Заснула она ранним утром. Вершина тополя засветилась — взошло солнце. Проснулись птицы, двор наполнился щебетом, звоном, писком. Заныли голуби на карнизах. Дворничиха зашорхала метлой по булыжнику, загремела железом. Анна Васильевна этого не слыхала.

Ожило радио в открытых окнах — пробили кремлевские куранты, бодрый марш позвал на зарядку… Раздались громкие голоса, детский плач, где-то протарахтел мотоцикл. Женщина крикнула нетерпеливо: «Ваня, скоро ты?» Люди отправлялись на работу. Анна Васильевна спала.

Разбудил ее громкий звон. Звенел будильник — весело, отчаянно, пристукивая металлическими ножками по столу и медленно разворачиваясь круглым корпусом.

— Ты что, очумел? — ласково спросила его Анна Васильевна сонным голосом. Никогда не заводила она будильник, всегда просыпалась вовремя. Но стрелки показывали уже восемь часов. «Опоздала?!» — ахнула она и быстро села, сразу же сунув ноги в тапочки.

И только теперь вспомнила: ей никуда не надо идти. Не надо вставать. Ничего ей не надо.

Она сидела на краю кровати, опустив вялые руки. А будильник звенел и звенел. Казалось, конца не будет этому напрасному звону.