Вопросы о нормах поведения в общественной жизни, о моральном облике советского человека, тесно переплетались с его повседневной работой.

Нередко Терентия можно было встретить в читальном зале губернской библиотеки. Для него было ясно, что без учёбы, без самообразования нельзя двигаться вперёд, а ограничиться знаниями, добытыми в пределах Совпартшколы, означало бы затормозить свой рост и отстать от быстрого движения жизни и её требований. Богатая литературой старинная губернская библиотека помещалась в лучшем здании города, когда-то принадлежавшем Дворянскому собранию. Сюда собирались учащиеся, преподаватели и служащие советских учреждений.

Полезно и приятно в свободные от работы часы находиться здесь среди обилия книг. Чеботарёв жил неподалёку от библиотеки. Всего только квартал от угла улицы Возрождения. Он занимал тесную комнатку с одним окном. Комнатка была поистине холостяцкой: ничего лишнего, а недоставало… уюта и семьи.

Однажды Терентий проснулся раньше обычного. В открытое окно доносился шум толпы, собравшейся на площади перед фасадом библиотеки.

«Сегодня утром снижают с церкви Спасителя колокола», — вспомнил Чеботарёв. Быстро собрался и вышел на улицу. Толпа действительно была огромная. И как раз в это раннее летнее утро в безоблачной синеве вологодского неба появился сигарообразный, весь блестящий немецкий цеппелин.

Он обогнул железнодорожные окраины города, развернулся над селом Турундаевом и с лёгким шумом проплыл над центром города.

Древняя Вологда, видимо, заинтересовала немецких учёных и шпионов, следовавших тогда без приземления прямым сообщением Берлин — Токио. Вологжане с удивлением посмотрели вслед цеппелину, скрывшемуся за горизонтом по направлению к Тотьме, и увлеклись своим делом. Сегодня они в добровольном порядке явились по призыву горкомхоза снимать колокола с ненужного им «Спаса». Церковь превращали в кинотеатр.

Среди любопытных зрителей находился и Терентий Чеботарёв. Рядом с ним стоял его начальник — щеголеватый, длинный Разумович. Тот и другой по долгу своей службы наблюдали за ходом работы. Мелкие колокола срывались с перекладин колокольни и падали на мостовую, разбиваясь вдребезги о булыжник.

Только самый большой, тысячепудовый колокол, спускаясь по стальным тросам, чуть-чуть задержался в пролёте и не пошёл, как ему полагалось, плавно вниз, а грохнулся на крышу церкви, проломил кирпичное перекрытие сводов и врезался в каменный пол. Раздался тяжёлый гул. Толпа с криком отшатнулась от церкви. Чеботарёв и Разумович бросились к месту происшествия. Туда же кинулись дежурившие медицинские работники. Пострадавших не оказалось. Инженер горкомхоза, руководивший работами и охраной труда, отделался испугом. Разумович строго его предупредил:

— Если будут жертвы или увечные, имейте в виду: отвечаете своей головой.

Бледный инженер понимал это и сам.

— Всё обойдётся благополучно. Лишь бы вот шпилем не задело кого-нибудь. Граждане, поберегитесь, подальше, подальше встаньте!..

От позолоченного креста, в последний раз сиявшего в то утро на огромной высоте над городом, тянулись бечевы. Сотни человек держались за концы, готовые по команде инженера рвануть и вытащить шпиль, у основания которого три крохотных человека стучали кувалдами и подпиливали железные крепления. Наконец все трое в один голос крикнули с высоты:

— Готово! — и удалились под купол колокольни.

И тогда сотни людей натянули бечевы, как струны.

— Раз-два, взяли! Раз-два, дружно!

Шпиль глухо треснул, наклонился.

— Ещё раз, взяли!

Резкий рывок, и крест, символ мракобесия, сверкнув в воздухе, вместе с длинным десятисаженным шпилем свергся на землю. Кто-то, оглядываясь на обезглавленную церковь Спаса, предсказал:

— Из этой штуки такой кинематограф будет — залюбуешься! Москвичи позавидуют…

Чеботарёв и Разумович подошли посмотреть на шпиль, переломленный при падении в нескольких местах. Дерево тридцать аршин длиною, срубленное во времена Петра Первого, могло бы стать корабельной мачтой, но по случайности оказалось шпилем на колокольне и долгие-долгие годы держало на себе позолоченный крест.

— Ничего себе деревцо! — изумился Терентий, — видал я деревья и на корню и в штабелях, но никогда ещё такого древнего крепыша не встречал.

— Да что дерево! — заметил Разумович, наклоняясь над расщеплённым изломом шпиля. — У нас есть и люди такие, которые без скрипа живут себе поживают лет сто. Посмотри вон, к примеру, на того старика, что копошится у креста…

И оба они невольно обратили внимание на седого с длинной белой бородой, с моложавым красным лицом старца, который торопливо и старательно отделял изогнутый крест от шпиля. Потом они увидели, как старик оглянулся вокруг, с необыкновенной лёгкостью взвалил крест себе на плечо и отнёс в укромное место к ограде сада; Там он достал из кармана тиски, молоток и, наклонившись, стал обдирать с креста позолоченные звенящие листы…

И тут, как говорится, — на ловца и зверь бежит. Оба работника прокуратуры переглянулись.

— Ого, да видать, он с понятием. — проговорил после некоторого молчания Разумович и, подозрительно посматривая на старика, сказал: — Товарищ Чеботарёв, надо приглядеться к этому седовласому. Вполне возможно — на кресте серебряная облицовка, наверно старик хочет поживиться…

— Я тоже так думаю.

— Погляди. И если это так, приведи его в канцелярию и побеседуй. О результатах доложишь…

Разумович, крупно шагая, направился в губернскую прокуратуру, где его ждали неотложные дела.

Терентий остался наблюдать за стариком, прошёл мимо него два-три раза. Старик тисками отковыривал с креста позолоченную облицовку и бережно свёртывал в трубочки. Руки у него не то от спешки, не то от жадности немилосердно тряслись. Вытирая обильный пот, выступивший на морщинистом лбу, старик торопливо снял с себя серенький поношенный пиджак и не совсем аккуратно завернул в него свёрнутый в трубки с одной стороны серый, с другой — позолоченный металл и зашагал без оглядки.

Терентий направился за ним. Шёл долго. Старик свернул за церковь Зосимы и Савватия — и Терентий за ним. Старик по набережной вышел против Фрязиновской улицы, опустился к лодке — Терентий туда же.

— Дед, а дед, на тот берег?

— А куда же больше?

— Перевези меня попутно.

— А что не по мосту? — спросил старик и уже с опаской поглядел на Терентия. Парень как будто ничего: белая рубашка нараспашку, голова без фуражки. Лицо такое простое, деревенское…

— По мосту, сам видишь, какой крюк надо делать.

— Садись в вёсла, места не убудет.

Оттолкнулись от берега. Дальше преследовать старика Чеботарёву не было смысла. Решил завести разговор:

— Что это, дед, у тебя в пиджак завёрнуто, поблёскивает? — спросил он с видом полного равнодушия.

— Пустяки, железишко кое-какое, для ремонта вёдер… пригодится.

— Где это добыл?

— Да купил тут за пустяк у одного барахольщика…

— А сколько тебе лет, дедушка — помолчав, улыбаясь, спросил Чеботарёв.

— На девятый десяток четыре года загнуло…

— В таком возрасте стыдно врать, дедушка, — вежливо заметил Терентий.

— В мои годы врать? — схитрил старик и нахмурил седые брови, — помилуй бог.

— За враньё вряд ли он помилует… Придется нам с тобой, дед, в лодочке