Таня увидела сон: как будто она любит Антошку, целует его круглые румяные щеки. Он счастливо улыбается, у него сияющие тёмные глаза и никакого горба. Как наваждение вспоминается все былое уродство, все страдания… Любовь творит чудеса. Только над Кукольником она не властна.
Сестра опять приехала.
– Привет, невеста!
– Ты! Как хорошо.
– А клубнику в деревне можно купить? Ништяк! Искупаюсь, позагораю, поем клубники, а завтра вернусь к моему плешивому педагогу. Идем на озеро!
– Больно, не могу…
– Вот скука…
Маша на ходу подтыкает подол, оголяя стройные ноги навстречу душистому жаркому ветру, Таня тащится следом, несёт за ней одеяльце и полотенце.
– Мне шьют мини-юбочку из шелка, вот такую коротенькую. Я считаю, в нашем возрасте уже неприлично ходить в длинном. Конечно, у мамы глаза на лоб вылезут. Но мне все равно. А прическа? Ты заметила, как у меня красиво уложены волосы?
– У тебя всегда…
– Нет, ты ничего не понимаешь. Мне делал укладку лучший парикмахер в Москве. Самый дорогой!
Лесное озеро лежит среди цветастых деревьев, солнечные блики носятся веселой зыбью, а в глубине отражается бархатная поляна. Птицы поют, очарованные видом. Маша плещется, Танька смотрит.
– Как же хорошо, что ты приехала. Мне было страшно совсем одной, очень уж много крови…
Дома Таня наполнила клубникой огромное блюдо, Маша пришла в восторг.
– Кайф! Вот это жизнь! Посыпь еще сахаром.
Сёстры закутались в шали и пледы, и, перемазанные ягодным соком, сидели слушали вечер, наблюдали закат. Через распахнутые двери террасы к их ногам лились сырые оранжевые лучи. Влажность солнца просачивалась сквозь тонкие занавески и полосками, зигзагами, узорами растекалась по террасе. День тонул. Наконец на поверхности остались только шорохи, слабые дуновения, нежные и сонные голоса сверчков и птиц.
А на следующий день Танька уже не могла есть ягоды. Ей было больно, она не могла встать, и не могла вздохнуть от боли. Приехала Алла, и Танька призналась, что у неё болит живот. Алла вызвала скорую помощь. Медбрат пощупал ей живот, задал несколько вопросов, вышел на косое крылечко, закурил.
– Не довезём, – предупредил он Аллу.
Алла ахнула и прикрыла глаза мизинцами.
Танькин мир сминался, как бумага. Странное противоречие – на дверцах кареты скорой помощи рдели знаки милосердия и любви, но она везла не к Дроссельмейеру. Может быть, даже в противоположную сторону.
