Мы идем душной, августовской ночью по притихшей Москве. Все окна темны и лишь в одной горит огонек. Там кто-то бегает, слышны какие-то крики. Это - там, где нас ждут. Палыч любит позвонить по телефону перед выходом. Эти суки должны знать, что мы к ним идем и делать в штаны от ужаса.

Вдруг впереди хлопают выстрелы. В последние дни это у них - мода пошла. Стреляют в собственных жен, да детей. Что любопытно, - самим в себя выстрелить пороху нет. Что забавно - руки трясутся и по жене, да детям они промахиваются. (По нашим-то матерям, да сестричкам они - не промахивались...)

Мы их не удерживаем. Это здорово, - прийти к такой гниде, а она пьяная в дым и рыдает над только что пристреленной им же самим женою, иль доченькой. Еще лучше, ежели наш штатный доктор - эту бабу, иль девку потом вылечит.

Объявляешь ему приговор, а потом с улыбочкой говоришь: "Жена ваша к счастью - не умерла. Хотите посмотреть, да послушать?!" - и тут же кляп ему в рот и представление, как его телка нашим "подмахивает".

В общем, - здорово.

Мы подымаемся в квартиру, нас уже ждут дворник, да управдом. С улицы слышен звук подъезжающего "воронка". Я спрашиваю у дворника, - все ли дома - по списку? Он в ужасе трясет бородой, шепчет:

- "Младшенькой-то - четыре! Может, - ее в детский дом?"

Я с интересом смотрю на него. (Разумеется, - такую малышку - прямиком в детский дом. Но ему об этом не положено знать. А на будущее... Редкий человек отважится задать подобный вопрос мне - чекисту. Надо запомнить его. При случае - предложить работу у нас - в органах. Хороший человек теперь - редкость. Смелый - тем более.)

- "В ордере указано - всех. Разберемся. Мы не караем детей".

Дворник успокоено кивает в ответ. А мы начинаем нашу работу. Мы наводим Порядок. Бандиты, да урки должны гнить в земле, или - на Колыме. И все их бандитское семя.

Ни одно преступление, совершенное в дни Революции, не останется безнаказанным. Ни одна мразь не посмеет покойно спать на всем наворованном. И за это за все - Спасибо Товарищу Сталину.

При случае - Я Умру за Него.