Именно всеми этими обстоятельствами и можно было объяснить тот факт, что Че не сразу сходил налево… Нет-нет, не в смысле ухаживаний за кошками, а в смысле географическом.

Прямо к озеру он сходил, назад за дом прогулялся, потом отоспался, потом осведомился, что там справа – там оказалось тоже всё приятно и интересно. Разве что сова попалась истеричная… Чего так орать-то? А? Ну, паааадумаешь, решил уточнить, что так этакое на ветке шевельнулось… Кто ж знал, что это вовсе и не сучок, а эта ненормальная псссиссса…

– А и нечего было деревом притворяться! – шипел Че, вытряхивая из-под когтей древесную труху.

– Ссссам дурак! – ругалась на него сплюшка, перелетевшая повыше, – Чего пристал? Хыыыыщник!

– А сама-то… когтищи для крыссссоты отрастила?

Короче, пообщались на славу, пол-леса перебудили руганью и взаимными обвинениями.

– Да кто бы знал, что эта ненормальная такая громкая, а? – ворчал Че, возвращаясь домой и вдруг ощутив…

Запах. Приятнейший запах восхитительной еды. Такой… почему-то знакомый и совершенно невероятный. В смысле, встретить его в лесу было невозможно!

Правда, коварный ветерок вильнул хвостом перед восхищённым Че и умчался со своей ароматной добычей, похищенной около одного неспящего окна, подальше в лес.

– Куууда! В смысле, откуда взял? – мяукнул Че ему вслед. – Совести у них никакой, у этих сквозняков!

Но уже начиналось утро, хозяин, обнаруживший отсутствие кота, взвыл что-то невнятное, но явно призывающее, пришлось возвращаться.

– Нет, можно было бы и наплевать! Что я ему, Несси, что ли? Но есть хочется, да и устал… Вот крылатая истеричка попалась, аж утомился с ней ругаться. Да и потом, чего моего пугать-то? И так вон тоскливый и расстроенный. Даже свежую мышь, которую я ему лично на подушку отжалел, не оценил! А запах… запах надо бы разнюхать! Оно, конечно, быть не может, но…

Но он уже знал, что невозможность – это штука такая… бывает, бывает, а потом берёт и исчезает, оставляя то, о чём и не мечтал! Ему ли в это не верить?

Че едва дождался ночи, но, как назло, хозяин колобродил, вздыхал, спать не ложился, кружил по комнатам, отважно шлёпая по серебряным лужицам лунного света, щедро разлитым по комнатам.

А потом уселся за свою игрушку и начал перебирать чёрно-белые полоски.

– Н-да… Вот вечно так! Чего тебя подняло и понесло, несчастный? Иди спаааать! Спаааать иди! Мне выйти по делу надо… Возможно, нашему общему делу! – сигнализировал Че, но Андрей, не обращая внимания на усилия кота, шёл по выложенной звуками дороге, в конце которой его ждали…

– Ну, помечтать-то можно? – невесело улыбался он прилетевшей мелодии. – Вот я и мечтаю… Композитор я или кто?

Мелодия, наверно, тоже улыбалась… Кто их знает? Они же загадочнее запахов, сложнее ветров, и уж однозначно быстрее чёрных котов. Почему быстрее? Да потому, что Че только собирался идти налево, а мелодия долетела сразу. Хотя им легче, они летают во все стороны одновременно.

Вот эта, нежная, грустная, но явно с надеждой и теплом, мелодия разом достигла и озера, разом заставив заткнуться нескольких романтически настроенных жабомужчин, утешила лесных мышей, осторожно высовывающих носы из нор, пригладила взъерошенные перья у крайне раздражённой со вчерашней ночи сплюшки.

А потом долетела и «налево», легко преодолев крепость из сосен и елей, одетых в молоденькую, липковатую ещё листву берёз и осин, и порхнула в приоткрытое окно, за которым молодая и очень невесёлая девушка просматривала свои записи по новым, опробованным вчерашней ночью рецептам.

Сначала Милана решила, что ей мерещится…

– Музыка? Откуда здесь музыка? Повар на праздники выходные взял, Марина тоже… Шофёр папин слушает исключительно шансон. Мерещится?

Нет, не мерещилось. Мелодия была реальной, незнакомой, но чем-то узнаваемой.

Милана невольно покосилась на собственный смартфон. Она старалась часто и в руки-то его не брать, чтобы не было искушения сделать что-то опрометчивое.

– Выключен. Не понимаю…

Она пошире распахнула окно и выглянула.

– Нигде никого… Да что я…

– А мало ли… Кто-то на лодке плавает, – шепнул ей здравый смысл.

– Ага-ага, с роялем или синтезатором вместо удочки, – возразила ему Милана. – Слышно же, что это вживую играют.

– И какие же у тебя версии? Музыка преодолела расстояния, и голос сердца влетел в твоё окно? – ехидно уточнил распоясавшийся смысл. – Счас слипнусь от розовых соплей! Романтическая дурища!

– Чего-то у меня последнее время здравый смысл какой-то… приболевший! – сообщила Милана сама себе. – Видимо, пора его того… урезать! А то дошла уже до ручки! Сама с собой разговариваю, ну-ну, приятно пообщаться с умным человеком, контуженным на всю голову влюблённостью… Ой…

– Договорилась до влюблённостей всяких дурацких! – с презрением выдал вредный здравый смысл. – Да он уже небось и забыл про тебя! Может, вообще к той, как её… к Лере-холере вернулся!

– Ты ври-ври, но не завирайся! – строго велела Милана. – Вот уже чего быть не может, так это такой глупости. И вообще, что такого? Я что, влюбиться не имею права? Тем более что объект – собственный муж?

– Фиктивный, – ядовито напомнило противное качество натуры.

– И что? Ну да! Пока фиктивный. Но… но… что мне мешает-то взять и…

– Я! Я тебе мешаю! Твой здравый смысл!

– Н-да… Видимо, всё хорошо в меру! – подумала Милана. – Смысл смыслом, а всё остальное куда девать, а? Что делать, если я никак не могу не думать о нём, позабыть, выкинуть из головы? Если я не могу представить рядом с собой никого другого? Вот взять того же Николая, Андрюшиного старшего брата…

Нет, Милана полюбопытствовала, кто это такой.

– Плотный, ухоженный такой, важный, словно министр всея бизнеса. Говорит внушительно, сам себе нравится. А вот мне – категорически нет!

Она зашла даже так далеко, что попыталась представить его с собой рядом там, в занесённом снегом коттедже.

– Вот горит свеча на окне, за окном метёт снег, я сделала пирог, а за столом Николай… Фуууу, сейчас стошнит! Не-не-не… Не могу!

За младшим братом она тоже понаблюдала – посмотрела запись репортажа о заводе кормов.

– Этот приятнее. Только вот всё равно не могу себе представить! Ну вот почему так, а? А вот Андрея – могу! Причём любого! Злющего, вредного, за синтезатором или с котом на руках, даже растрёпанного как старый веник, спящего от того проклятого снотворного и укрытого шторой. Даже так он лучше, чем все остальные,