Опять все шумно поднялись с мест и подходили к сияющей хозяйке. Дамы целовались, а мужчины прикладывались к ее руке.

Затем…

Но передать всех бесчисленных речей, которые говорились потом, решительно невозможно. Пришлось бы написать целый том. Замечу только, что ни один из гостей не был забыт. Каждый удостоился тоста. Сперва пили за здоровье петербургского гостя, «мастера слова», произведения которого (как говорил милейший хозяин, ни одного из них не читавший) достойны стать рядом с творениями Тургенева и Достоевского (Радугин, в это время готовый провалиться сквозь землю, после окончания речи чокался со всеми и даже обещал «молодой» писательнице принять ее на следующий день). Затем кто-то заговорил о Нансене для того, чтобы перейти к путешественнику по Абиссинии, свершившему подвиг, пожалуй, не маловажнее подвига Фритиофа Нансена… Затем произносились тосты в честь дам вообще и в честь каждой в отдельности, причем приходилось свершать экскурсии в область благотворительности (для пикантной брюнетки), воспитания детей, женской самостоятельности школьного преподавания и даже разливания чая. Не забыто было приветствием и молодое поколение в образе юнца-студента, — одним словом, речи и тосты шли одни за другими, пока не осталось ни одной капли вина в бутылках и пока каждый из присутствующих не был награжден всеми прилагательными, которые только существуют для обозначения добродетелей в превосходной степени.

VIII

В три часа утра два господина, молчавшие как «пни», возвращались домой (им было по пути) на отчаянном извозчике. Извозчик плелся еле-еле, так как господин, произнесший тост в честь зари будущего, не хотел в ночь настоящего давать с Новой Басманной на Плющиху более тридцати копеек.

Несколько времени они молчали.

Наконец один из них произнес:

— А ведь собственно говоря, порядочная каналья этот Петр Иванович.

— Ну и Марья Ивановна, можно сказать, дама занозистая…

— В будущий понедельник поедешь к Кондаловским?

— Обязательно. Отлично кормят… Ну, и вино хорошее… Да что-ж ты, скотина, едешь, словно покойников везешь! Поезжай скорей, мерзавец! — неожиданно прибавил один из застольных ораторов.

Извозчик зачмокал губами и захлестал вожжами свою кляченку.

IX

Когда гости, наконец, разъехались, Марья Ивановна не без самодовольного чувства сказала мужу:

— Не правда-ли, Петруша, сегодня у нас было особенно весело и непринужденно…

— Да, Маничка, и, главное, за ужином… Обмен мыслей… Речи… Отлично. Ну и вина таки порядочно выпили… Рублей на пятьдесят! — прибавил, принимая внезапно серьезный вид, Петр Петрович.

— И закуски, и ужин, и фрукты тоже стоили! — ответила Марья Ивановна, подавляя вздох.