Валентина, слегка побледневшая, продолжала смотреть на него загадочно.

— А вы для жены — все сделаете?

— Я-то? Господи! Да я дворец бы построил… Во всякие заграницы… Господи!

— Что ж — делайте предложение — может быть, я и соглашусь.

Он вскочил, потрясенный.

— Си… сильфида, — как-то всхлипнул он, припав губами к ее руке.

Весть о замужестве Валентины прежде всего дошла до художника — она сама написала ему, извиняясь, что прервет сеансы. Весть эта взволновала его своей неожиданностью; он слышал от ней о Кобылкине. Он покачал головою, потом махнул рукою, подошел к начатой картине, закрыл ее полотном и бросил в угол.

Старики Бобылевы обрадовались почему-то предстоящему союзу, но Алексаша был изумлен бесконечно. «Возвышенная натура», вспомнил он восторженное восклицание Сузикова. И ее слова вспомнились ему: «Любовь, замужество… это так банально. Я хочу чего-то необычайного, чего-то высшего».

Хомяков долго не верил слуху об этой свадьбе, а потом, расспросив подробно Алексашу, решил, что она пожертвовала собою ради счастия отца.