Дед сразу же согласился — да иначе и быть не могло, ведь он очень любил свою дочь и понимал, как тяжела ноша, которую приходится нести Уолту. Но юноша, понимая, что вся вина за случившиеся лежит на нем, настоял на том, что будет работать и частично оплачивать свое обучение.

Он получил работу в единственной аптеке городка Вестлейк, она была расположена в миле от университета. Уолт работал там пять вечеров в неделю, а в субботу — весь день, поэтому учиться ему было непросто. Почта каждую ночь он, отработав несколько часов в аптеке, еще и грыз гранит науки так, что ему редко когда удавалось поспать более четырех часов. По воскресеньям, несмотря на осуждающие взгляды хозяйки, ярой пресвитерианки, он все утро спал, а день и вечер использовал для того, чтобы нагнать учебную программу. Его отметки были довольно высокими, однако он постоянно чувствовал усталость.

Он знал, что мать представляет его себе в аккуратном белом халате, помогающим аптекарю отпускать таблетки и снадобья. Но это было не так. Несмотря на постоянные намеки и откровенную демонстрацию интереса, до сих пор Уолту разрешали лишь подавать покупателям молочные коктейли, содовую и мороженое — аптека была совмещена с кафе.

Почта все его однокурсники жили довольно богато — у них были автомобили и деньги, которыми их снабжали чадолюбивые родители. Уолт почти не общался с ними: он просто не мог позволить себе принимать участие в их развлечениях. Часто, глядя, как его однокашники познают радости праздной жизни, он ощущал себя чужаком. Он видел, как они пьют, курят траву, употребляют ЛСД — словом, берут от жизни все, и находил их отношение к учебе крайне легкомысленным. Работа и высокие оценки были для него слишком важны, чтобы рисковать ими ради таких развлечений, поэтому Уолт всегда отклонял предложения однокурсников позабавиться вместе с ними. Вскоре его сочли занудой и оставили в покое. Он даже был вынужден отказаться от своей мечты завоевать место в сборной университета по американскому футболу.

Приблизительно раз в полтора месяца ему удавалось обменяться сменами со вторым помощником аптекаря, копившим деньги на свадьбу, и поехать домой. И каждый раз он пытался избежать встреч с Черити, но тщетно: она всегда знала, о его приезде, даже в тех случаях, когда он сам не был уверен, удастся ли ему вырваться. Иногда юноша подумывал, не влезла ли она каким-нибудь образом в его душу, — иначе откуда ей всегда известно, что он собирается делать?

Черити так и не отказалась от своего плана выйти за него замуж, и теперь угрожала, что если он и на этот раз не скажет матери об их намерении, она сообщит ей обо всем сама.

— Черити, но ведь это шантаж, — устало проговорил Уолт.

— Да, конечно, — спокойно признала девушка.

Так что ему, хочешь не хочешь, пришлось поведать матери о своих матримониальных планах.

Доев печенье, он сидел и раздумывал, как выйти из дому, не огорчив мать еще сильнее, и как пройти в город так, чтобы не повстречаться с Черити. Уолт собирался повидаться со своим другом Габби, который пришел в отпуск из армии и сейчас был в своем трейлере на другом конце городка.

— У Габби родился еще один мальчик, — сообщила мать; вытирая руки полотенцем.

Уолт довольно улыбнулся — неприятный разговор о его женитьбе наконец-то завершился.

— Я как раз размышлял, хватит ли у меня душевных сил дойти до Габби. Знаешь, мама, иногда мне кажется, что ты читаешь мои мысли.

— Очевидно, у меня это получается не всегда. Иначе я знала бы о Черити, ведь так? — Розамунда села за сосновый стол напротив него.

— Ох, мама, мама… — сказал юноша, стараясь не встретиться с ней глазами/

— Эта девушка совсем тебе не пара. С твоими мозгами ты мог бы заполучить кого угодно. Она здесь никому не нравится, она такая недоброжелательная… Ну зачем тебе это? Ее даже нельзя назвать симпатичной. — Розамунда нервно сворачивала и разворачивала снежно-белую скатерть. — К тому же говорят, что с ее семьей что-то не в порядке. Сестра миссис Хорнбим доживает свой век в сумасшедшем доме, а двое ее детей умерли вскоре после рождения, — мрачно проговорила она.

Уолт молчал.

— Сын, прислушайся к моим словам, пожалуйста. Ты ведь не хочешь взвалить себе на плечи эту ношу — как бедолага Габби? Он работает автомехаником и живет в трейлере, ему-то в жизни уж точно ничего не светит. Может, дело в ребен… — начала мать и тут же закрыла рот огрубевшей от домашних дел ладонью. — Извини, Уолт. Наверное, все дело именно в этом? Она беременна, и ты просто обязан на ней жениться? Что за глупость ты сотворил!

— Нет, мама, она не беременна. Я даже не спал с ней.

— Тогда в чем дело? — громко спросила Розамунда. Уолт не знал, почему она вдруг повысила голос — от раздражения или от боли. — Как бы мне хотелось, чтобы твой отец был жив!

— Я не могу сказать тебе этого. — Он поднял взгляд, ожидая, что увидит мать плачущей, но ее глаза были сухими.

— Уолт, ангел мой, ты сам знаешь, что можешь сказать мне все что угодно.

— Но не это, — ответил юноша, отводя глаза. Он часто представлял себе, как расскажет все матери, попросит ее простить его, сбросит с души груз вины. И она, конечно же, облегчит его боль — так же, как в детстве обмывала его синяки и лечила его тело.

— Уолт, ты ведь знаешь, что я люблю тебя больше, чем саму жизнь! Ты должен понимать, что ничто сделанное тобой не способно помешать мне любить тебя.

— Ничто? — еле заметно улыбнулся юноша.

— Ничто, — повторила его мать. — Расскажи мне все, позволь мне помочь тебе. Ты ведь не хочешь жениться на Черити?

— Нет, — ответил Уолт, почувствовав облегчение от этого признания.

— Тогда в чем дело? Ну скажи же, Уолт, я ведь твоя мама. — Розамунда мягко улыбнулась ему и похлопала по руке.

— Она увидела, как я кое-что сделал, и сказала, что если я не женюсь на ней, она донесет на меня, — ответил он, понимая, как глупо, как по-детски звучат его слова.

— О, Боже! — рассмеялась Розамунда. — Но что она могла видеть? Как ты кого-то поцеловал? Или украл яблоко? Ты нарушил закон? — Она все еще смеялась, не в силах поверить в абсурдность ситуации.

— Она видела, как я убил отца, — услышал Уолт собственные слова. Он не хотел этого говорить, но было уже