– Прекрати! Ты невыносима!

– Хорошо… Я объясню тебе, почему у меня такое отношение к Демартини, – уже без напускной шутливости сказала Никки. – Понимаешь, мамулька, он не на моей стороне.

– То есть как? Разве он плохо справляется со своей работой? – нахмурилась Кармэл.

– Дело не в этом. Да, он старательно выискивает какие-то там доказательства моей невиновности и даже иногда очень классно затыкает Власту, когда та начинает давить на меня. Однако при всем при том… он относится ко мне как к виновной. Я это чувствую.

Услышав претензию дочери, Кармэл дернулась слегка, словно испугавшись, и ужасно застыдилась.

– Мне светит пожизненное, ты в курсе? Твой хваленый адвокатишка успокаивает меня, обещая выбить двадцать лет. Двадцать лет, мама! Двадцатка за то, чего я не совершала! Спасибочки!

Никки поначалу и не заметила, что в поведении и даже в лице матери произошла резкая перемена. Кармэл меж тем смутилась более прежнего.

– А ты-то, мама… ты веришь мне? – спросила Никки, направив на мать полный отчаяния и мольбы взгляд.

– …Я растеряна, – призналась Кармэл. – Наша семья подверглась чудовищной травле. Ты себе и вообразить не можешь, через что мы проходим ежедневно. Все вокруг кричат о том, что ты убийца. Я не знаю, что делать, кому верить! Мне страшно за тебя, Никки. Ты сломала себе жизнь. Что тебя ждет дальше?.. Что с нами будет…

– Из всего того, что ты сказала, я поняла, что ты веришь всем, кроме меня, – тихо и сдержанно промолвила Никки.

– Никки…

– Когда-нибудь ты узнаешь правду и пожалеешь о том, что сказала мне сейчас. Но, увы, я это не застану. Я непременно что-нибудь сделаю с собой после решающего суда. И это не угроза, прошу мне верить, просто делюсь планами, так сказать. Я добью себя. Я кончилась вся, мама! Все, что от меня осталось – это смех, который всех раздражает, и эти слезы… они настоящие! – Никки заплакала. Совершенно не готова была она к новому предательству, к этой зверино-равнодушной жестокости со стороны родной матери. Да и можно ли быть к этому готовым? – Я не притворяюсь! С тобой я ни разу не притворялась, мама. Я всегда – всегда – говорила тебе правду, местами неприятную, но зато от чистого сердца. А ты… до сих пор не поняла этого.

Кармэл, пристыженная, угнетенная, хотела было сказать в ответ что-то важное, очень нужное дочери, что-то, что могло бы изменить всю эту скверную ситуацию, но не успела… Время, отведенное на свидание, истекло. Бездушные люди в форме вновь разлучили мать и дочь.

* * *

Никки надолго потеряла сон. Она много думала каждую ночь и, как ни странно, думы ее были вовсе не о матери и не о себе даже, а… об Элае. Главным образом Никки занимала себя воспоминаниями об их бурных совместных приключениях. С умилением она перебирала в памяти моменты, когда Элай был рядом, поддерживал ее, смешил. Тогда она еще не знала о том, что он с ней сделал в Тайсе… Никки вдруг поймала себя на мысли, что ей вовсе бы и не хотелось знать о том поступке Элая. Пусть она была бы в неведении… Пусть! Ей так нравилось быть вместе с ним! Не было бы никакой ссоры, не было бы этой непоправимой трагедии. «Как же я могу считать себя невиновной, если все-таки есть моя вина в его смерти? Я оставила его одного, разъяренного. Он потом сцепился с первым встречным (может, это был кто-то из обслуживающего персонала?). Элай, как и я, любого мог довести до бешенства, вот и… Тот, кто это сделал, и не сообразил-то ничего толком, испугался и спрятался. Я бы тоже спряталась. Убийца, кто бы это ни был, не виноват. Это мой грех. Я, можно сказать, спровоцировала его смерть».

Да, Никки все-таки винила себя, очень тосковала по Элаю и при этом с истинным изумлением спрашивала себя: «Ну как такое возможно? Он столько зла мне причинил, а я тоскую по нему, вспоминаю только хорошее о нем, себя во всем виню… Значит, люблю?»

* * *

Ярчайшим событием лета в Голхэме стал концерт «Майконгов» – всеми любимой группы. Место действия – Голхэм-парк, там собралось почти все население района бедняков, от мала до велика. Не обошла вниманием это мероприятие и Диана.

– Эй, звезда, мне ничего не будет, если я отвлеку тебя на пару минут? – крикнула она Скендеру, заглянув за кулисы.

Хардайкер до ее появления увлеченно беседовал с парнями из группы, но, увидев прекрасную гостью из Бэллфойера, тут же бросился к ней.

– Диана, спасибо, что пришла!

Только они потянулись друг к другу, чтобы обняться, как вдруг к ним подлетела Огаста, девушка солиста.

– Привет! – поздоровалась она с Дианой.

– Привет… эм-м… – замешкалась Брандт, вспоминая имя девушки.

– Огаста.

– Да, Огаста… Я помню, – улыбнулась свысока Диана.

– Скендер уже поделился с тобой радостной новостью?

– Нет. Что за новость?

– …Не знаю, насколько она радостная, – с некоторым сомнением ответил Скендер и затем огорошил Диану следующим объявлением: – Это прощальный концерт.

Диана растерянно глядела на парня, дожидаясь объяснений.

– «Майконги» подписали контракт с крутым музыкальным продюсером, – сказала Огаста. – Мы переезжаем в Лондон!

– Ребята… это невероятный успех! – воскликнула Диана. – Поздравляю! Что ж, Скендер, теперь я буду отжигать на твоих столичных выступлениях?

Огаста светилась от счастья, а вот ее парень испытывал противоположные эмоции:

– Я боюсь почему-то… Все изначально задумывалось как школьная развлекуха. А тут контракт… переезд. Все по-настоящему. Местная публика от нас в восторге, но что будет за пределами Глэнстоуна?

– Слава кого угодно напугает. Да, Диана?

– Мне-то откуда знать? Я же не музыкант.

– Ты круче, – не отступала Огаста. – Ты – звезда «Греджерс». Слава, почет, внимание – все это о тебе.

– Ну… да. – Вроде бы Диане стоило улыбнуться на такой невинный комплимент, но что-то остановило ее. Она почувствовала себя слегка ущемленной.

– Славу можно потерять, допустив одну маленькую ошибку, – вновь подал голос Скендер. – Это-то и напрягает. Сегодня ты звезда, а завтра – паршивый изгой.

– Все получится, Скендер, чего ты? Дурачок, ты же у меня такой везучий и талантливый! – стала успокаивать Огаста.

– Хардайкер, тащи свою задницу на сцену! – забасил барабанщик группы.

Диана была несказанно рада тому, что этот разговор подошел к концу. Она быстро нашла удобное местечко чуть поодаль от сцены, на небольшой возвышенности, откуда превосходно было видно и слышно все действо музыкантов. «Майконги» вначале порадовали поклонников старыми композициями. Вскоре Скендер объявил, заметно волнуясь, о новой песне и