— Девушка, не подскажете, какая у этого ершика жесткость щетины? — Какой-то покупатель сует мне ершик для унитаза чуть ли не в нос. Закатываю глаза. Кажется, эта фраза будет в топе дебильных вопросов за неделю.

Оборачиваюсь к покупателю с дежурным дружелюбием на лице… и замираю от удивления.

— Тимур?!

Глава 13. Тимур

Мерзликин Кирилл Юрьевич. Российский лыжник, заслуженный мастер спорта, обладатель серебряной медали Олимпиады-2010 в дуатлоне. Завершил свою карьеру.

На экране телефона открыта интернет-страница с короткой и скромной статьей, посвященной моему отцу. Есть даже фото — счастливый отец в лыжной шапке и в лыжных очках дает интервью после победы.

Тогда ему было где-то двадцать шесть, сейчас — за сорок. И внешне и внутри это уже совсем другой человек.

Мне было шесть, когда мы с мамой смотрели ту Олимпиаду. Вернувшись, сияющий отец крепко-крепко обнял нас и подарил мне плюшевого бобра на лыжах.

Что он чувствовал тогда? Я не знаю. Что чувствовал бы я на его месте? Подающий огромные надежды молодой призер Олимпиады. Впереди еще вся жизнь с ее победами и золотыми медалями. Наверное, я бы ощущал себя бессмертным.

В нашей семье все было хорошо. Родители ценили и уважали друг друга, любили меня. Я был счастлив в то время, моя жизнь казалась такой полной.

Но через год все изменилось.

Это случилось тридцать первого декабря. Дома у нас стояла высокая, под потолок, елка. Мы уже две недели как украсили ее игрушками, и в этот день, когда мы с мамой проходили мимо уличных палаток, наконец-то нашли недостающую деталь — красивую верхушку.

Вешал ее папа. Его роста не хватало, и он встал на табуретку. А дальше — больница, сильная травма колена, долгая реабилитация и завершение спортивной карьеры.

Все оборвалось в один момент… Да еще и так нелепо: падением с табуретки.

С этого момента жизнь наша круто изменилась. Семья сломалась, и ее было уже не починить.

Папа отрицал реальность. Делал вид, что ничего не произошло, он все еще чемпион, гордость и надежда, и этот «культ папы» все должны были поддерживать.

Он заставлял меня учить наизусть его спортивную биографию. Результаты всех его важных соревнований, дистанцию и время.

Его медали и грамоты висели дома на почетном месте, и нам с мамой нужно было тщательно следить за тем, чтобы на них не упала ни одна пылинка.

Все в семье теперь шло только так, как хотел и решал папа. Если же нет, он срывал на нас с мамой злость. Мы его боялись. Ходили по дому как тихие привидения и следили за тем, чтобы не издавать шума.

Папа давил на нас своим безграничным авторитетом, своей властью домашнего диктатора.

Сейчас я понимаю, что мы с мамой, страдая, так проходили папину стадию отрицания.

Все, что мешало ему верить, будто все идет как прежде, он просто отменял. Так, например, папа отменил Новый год.

Я боялся отца, поэтому часто делал что-то вопреки своим желаниям, лишь бы угодить ему. Мама поступала так же.

Она отдалилась от меня, не защищала от отца, не участвовала в моем воспитании. Между нами всегда вставал папа. Даже когда его не было, мы с мамой все равно ощущали его присутствие в доме, его осуждающий взгляд преследовал нас везде.

Мама следила, чтобы я был накормлен, чтобы ходил в школу, у меня была чистая одежда и все такое. Она все делала механически, как робот. Но когда стояла рядом, было видно, что на самом деле она где-то не здесь. В семье от мамы осталась только оболочка.

Отец начал пить, с каждым днем становился все более сварливым.

В конце концов, он нашел новый смысл своей жизни и придумал, на что пустить силы. Решил сделать из меня замену себе, превратить меня в крутого лыжника. Спойлер: у него не вышло. Я оказался никудышным спортсменом.

Все старания отца (которые обычно включали в себя отборную ругань и щедрые оплеухи) привели только к тому, что я на всю жизнь возненавидел вообще все зимние виды спорта.

Вспоминаю один случай.

Отец потащил меня на марафон. Была плюсовая температура, к лыжам лип снег. Местность сложная, постоянные подъемы и спуски. Я часто падал. Отец ругался. Думаю, он взял меня, чтобы показать своим: смотрите, какой сын у меня растет! Будущий олимпиец! Хотя, может, и нет: я ведь и до дурацкого марафона не оправдывал его ожиданий.

Помню, что, держась в конце группы, я в очередной раз упал и не захотел подниматься. Меня все достало, еще и сильно устал.

«Чего сидишь, ленивый осел? Поднял задницу и поехал! Я что, зря тебе лыжи покупал?»

Все это только в более жесткой форме, с матом и оскорблениями. А рядом нас ждала группа, и все видели мой позор. Я был готов провалиться сквозь землю. Хотелось в этот момент вылететь из своего тела, чтобы не чувствовать всего, что чувствовал я, и не быть главным героем этого ужасного кино. Но, к сожалению, из своего тела я так и не вылетел. Просто стоял и слушал ругань отца. Другие участники усиленно делали вид, что ничего не происходит, но от этого мне было еще гаже. В конце концов я бросил лыжи и убежал в слезах. Отец кричал мне вслед много всего обидного. Я прибежал в «Чердак» и спрятался там до вечера. Пришел домой, когда отец уже выпил и лег спать. Утром он все забыл и не наказал меня.

Сначала после завершения карьеры отцу предложили место тренера в спортивной школе, и он согласился. Было видно: эта должность стоит ему костью в горле. Со временем всем стало ясно, что это не его. На папу постоянно жаловались родители учеников, и ему пришлось уйти. Он устроился на склад, где работает и сейчас.

Мне было пятнадцать, когда родители огорошили меня новостью. Они разводятся. У мамы новый мужчина, и они собираются переезжать в Москву. Передо мной возник сложный выбор. С кем мне остаться: с отцом или матерью? Родители дали мне время подумать.

— Ну ты же понимаешь, с кем тебе надо остаться, — говорил отец. И это был не вопрос, а утверждение. — Кто знает, что для тебя будет лучше, и кто даст тебе безбедное будущее?

Я машинально кивал в такт его словам. Он остался доволен.

— Матери ты не нужен. У нее теперь есть своя семья, а у нас своя, — также давил отец. — Она круглые сутки где-то