О свойствах зрения

Есть практики, а есть теоретики. В Матюшине это соединялось. По крайней мере, его теории были не бесплодны. Каждый раз это был повод для новых картин.

Для Серебряного века в этом нет ничего необычного. Сколько раз в эту эпоху сперва возникало предположение, а затем все происходило как по писаному.

Рассказывая о разговоре Гуро с Блоком, Михаил Васильевич написал, что поэт «не мог долго оторваться от Лены». Такая же мера внимания и погружения, с его точки зрения, отличала других гениев. Бетховен «сливался… с воздухом, ветром», а Лермонтов «напитывается… пространством».

Если ты отдаешь себя кому-то или чему-то другому, то какое может быть ячество? Вот чем Матюшин отличался от друзей-футуристов. Художник для него – это тот, кто способен отречься от себя.

Хорошо, что великие с ним заодно. Смотрят в оба, впитывают, проникают… Как бы он радовался, если бы его позиции разделяли не только люди с портретов, но и кто-то близкий.

Наконец это произошло. Матюшин открыл дверь в учебную мастерскую и увидел маленькую тихую барышню. Он бы прошел мимо, если бы не ее глаза. Она не просто смотрела, а превращалась в предмет своего интереса. Присваивала его своим зрением.

Вспоминаю, как я впервые ее увидел, «нашел» ее, – рассказывает Матюшин. – В тот день работающих было мало, и вдруг я увидел маленькое существо самой скромной внешности. Лицо ее было незабываемо. Елена Гуро рисовала «гения» (с гипса). Я еще никогда не видел такого соединения творящего с изображаемым. В ее лице был вихрь напряжения, оно сияло чистотой отданности искусству. Закрывая дверь, я мысленно порицал себя за то, что не сразу обратил на нее внимание. С тех пор я постоянно наблюдал за ней и всегда поражался напряжению ее ищущих глаз.

Что это было? Наверное, «любовь с первого взгляда». На сей раз это не преувеличение и метафора, а ровно то, что случилось. Она смотрела – и этот взгляд решил все.

Матюшин тоже глядел во все глаза. Гуро поглощала «гения», а он не отводил взгляд от незнакомой девушки. В эту минуту они уже были вместе. Все, что случится после, к этому ощущению прилагалось.

Помните, как в знаменитом романе? «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих!» С этого момента для него закончилась спокойная жизнь. Только что он не строил никаких планов, а вдруг понял, что выхода у него нет.

Случившемуся Матюшин дважды подвел итог. В дневнике он написал, что ее дар проникаться увиденным имеет отношение не только к искусству. «Это было золото моей жизни, мой сладкий сон, мои единые мечты всей моей жизни, и я этого не знал еще тогда. Эту прелестную мечту сменила чувственная». Последняя фраза в этой записи подчеркнута жирной чертой.

Второе объяснение более сложное. Чтобы это событие стало понятней, ему пришлось придумать новую меру времени:

В моей биографии лежит совершенно новое понятие о встрече художника с чем-либо, впервые поражающем его воображение, – писал он. – Эти моменты, останавливающие целиком на себе внимание художника, я называю «шоками».

Значит, судьба движется невидимыми посторонним событиями? О том, что с ним произошло, пока не знала даже Елена. Ведь он с ней еще не познакомился. Да и потом долго наблюдал издалека.

Позже Матюшин увидит ее рисунки и прочтет рассказы. Впрочем, это было уже не так важно. Та, кто так смотрит, непременно создаст что-то значительное. Возможно, она сравнится с теми, кому дано «сливаться… с воздухом» и «напитываться… пространством».

Сейчас самое время перевести взгляд от Елены на Марию. Как сказано, первая жена была добрая и хозяйственная, но зрение имела обычное. Чрезмерная пристальность хорошей хозяйке вредна. Если она будет вглядываться, то ничего не успеет.

Михаил Васильевич уважал Марию за преданность и корил за то, что, кроме дома, ее ничто не интересует. Представьте, она не знает о четвертом измерении! Впрочем, зачем ей четвертое, когда столько сил уходит на первые три?

Со временем его теория оформилась. В ее основании лежали «взгляд» и «шок». С помощью этих понятий объяснялись не только любовь и обретение, но суть нового искусства.

От мыслей о взгляде – прямой путь к «расширенному смотрению». Эта идея предполагала, что художник видит все. То, что впереди, сзади, слева и справа. На его холстах мир предстает разъятым – и собирающимся воедино. Что-то такое делает «шок» в судьбе человека. Он приводит к разрушениям – и просветлениям, переворачивает жизнь – и вносит в нее смысл.

Сосредоточенность и рассеянность, поражение и победа

Матюшин столько размышлял на эти темы, – и вдруг читает, что «видимый мир… представляет собой нечто весьма малое, быть может, даже несуществующее по сравнению с огромным невидимым миром». Выходит, незнакомый ему Петр Успенский прочел его мысли? Скорее, похожие идеи приходят в голову сразу нескольким людям.

Наверное, кто-то из них был первым, но это не так важно. Главное, что теперь каждый не сам по себе.

Представляешь, как московский философ Петр Успенский едет из Москвы в Петербург. За чаем с пирогами они спорят о том, чего вроде нет, а на самом деле есть. Пытаются навести мосты между «четвертым измерением» и «расширенным смотрением».

К этим терминам мы еще вернемся, а пока упомянем, что у художника есть преимущество перед философом. То, о чем один догадывается, другой может увидеть и нарисовать. Для большей ясности Матюшин придумал термин «метапредмет». Так именуется «сверхтело, растущее в пространстве другого измерения».

Как говорится – два пишем, три в уме. Рисуем относящееся к трем измерениям, но подразумеваем четвертое. Так что не обманемся сходством. Предмет может быть похож на настоящий, но он уже принадлежит искусству, а значит, в реальности его нет.

Матюшин был куда ближе к материальному, чем Гуро. Он ездил на мотоцикле, умел столярничать. При этом понимал, что не всякий вопрос должен иметь ответ. В этом отличие школьной задачки от того, что можно назвать метазагадкой.

Если есть «метапредмет» и «метазагадка», то есть и «метавзгляд». Одни смотрят, другие уясняют. Видят не первое, не второе, а последнее. Поэтому отношения Елены с бытом не складывались. Ведь для того чтобы понять главное, все прочее следует пропустить.

Особенно досаждало Гуро железное