– Что сделала Аби, когда Алисия разорвала их дружбу, Ния?

И Ния отвечает слабым голосом, который почти теряется в грохоте музыки, доносящейся из гостиной:

– Она напала на нее.

Глава двадцать вторая

Я лежу на кровати с закрытыми глазами. Слышу, как снизу доносятся звуки вечеринки – ритмичный грохот танцевальной музыки, звон бокалов, негромкий гул множества голосов, изредка перебиваемый внезапным взрывом смеха, хлопаньем двери, топотом ног по лестнице. Все это совершенно невыносимо.

Когда начинает смеркаться, Бен распахивает дверь и подходит к моей кровати со страдальческим выражением лица. Он опускается на колени рядом со мной, словно читая молитву, и заверяет, что ему очень жаль, что он любит меня, что хотел бы быть таким, каким я хочу его видеть. Я молча подвигаюсь, чтобы он мог прижаться ко мне на узкой односпальной кровати, и мы лежим так некоторое время в тишине. Когда Бен берет меня за руку, я позволяю ему это.

– Знаешь, – произносит он в конце концов в темноту, – я не понимаю, что произошло между тобой и Би. Раньше вы так хорошо относились друг к другу…

– Я тоже не могу этого понять, – признаю́сь я, думая обо всем, что произошло.

– Она считает тебя ревнивой и параноидальной.

– Наверное, так и есть. – Я готова расплакаться. – Но я считаю ее собственницей, склонной всех контролировать. Послушай, мертвую птицу можно объяснить. Наверное. Но фотография? Это была угроза, ты ведь понимаешь?

Он кивает, но не перебивает меня.

– Я была так счастлива от мысли, что мы можем уехать, провести время только вдвоем. Уехать подальше от этого дома. Подальше от чертовых правил Беатрисы. Это делает меня собственницей?

Он протягивает руку и обнимает меня в ответ.

– А цветы – кто бы мог поступить настолько жестоко? Несколько моих писем тоже пропали. Это все очень странно, Бен. Конечно, это не может быть просто моей выдумкой. Ты же видел цветы.

Он откашливается и ерзает, явно не зная, что сказать дальше.

– Я нашел номер цветочного магазина, маленького частного заведения рядом с мостом Пултени. Я позвонил туда, и они припомнили, что заказ делала женщина, которая заходила в магазин.

Мое сердце бешено колотится, и я жду.

– Аби, – его голос полон беспокойства, – судя по их описанию, это была ты.

Кровь стынет у меня в жилах, и я думаю о Люси, вспоминая записку, которая прилагалась к букету. «С любовью, Люси». Как это возможно, если она мертва?

А потом я думаю о Беатрисе. Цветочница описала меня, но речь могла идти и о ней. Высокая, стройная, светловолосая…

Прежде чем я успеваю ответить, в комнату врывается Беатриса и заявляет, что ей нужно срочно поговорить со мной. За ней по пятам следует Ния. Бен переводит взгляд с меня на сестру, словно страшась того, что может рассказать Беатриса. Она включает верхний свет, и становится видно, насколько бледными и встревоженными выглядят и она, и Ния. Мы с Беном одновременно садимся.

– Что происходит? – спрашивает он.

Ния устраивается в изножье кровати, вид у нее несчастный.

– Мне так жаль, Аби… Мы все беспокоимся о тебе, я должна была ей сказать.

Я не понимаю, о чем она говорит.

– Сказать ей о чем?

Она умоляюще смотрит на меня своими огромными карими глазами, которые всегда напоминали мне глаза бассет-хаунда.

– Об Алисии.

Комната плывет, и я с тошнотворной ясностью осознаю́, что не могу доверять своей давней подруге. Что ко мне навсегда приклеится ярлык душевнобольной, что мне никто никогда не поверит, потому что Аби – чокнутая, она побывала в психиатрической клинике, разве вы не знали? Как можно верить тому, что она говорит? Она страдает паранойей, бредит. Я словно попадаю в кошмарный сон, где пытаюсь объясниться, пытаюсь сказать всем, что я абсолютно вменяема, что это была глупая ошибка, единичный случай, я не опасна, я не сумасшедшая, но из моих уст не раздается ни звука.

Глаза наполняются слезами.

– Прости, но Беатриса сказала, что ты не принимаешь лекарства, и я беспокоюсь за тебя, Аби. – Ния смотрит на меня честным взглядом. – Я беспокоюсь за тебя, – повторяет она, и в ее глазах появляются слезы.

– Почему все постоянно твердят об этом? – спрашиваю я, наконец обретя голос. – И я принимаю антидепрессанты.

Беатриса недоверчиво фыркает и морщит нос. Она все еще стоит у двери, словно боится ко мне подойти. Я хочу сказать ей: я знаю, что ты была в моей спальне, что ты перекладывала мои антидепрессанты, играла с моим рассудком. Но по тому, как они смотрят на меня, словно на полного психа, я понимаю – они все равно мне не поверят.

Я беру Бена за руку и умоляюще смотрю на него.

– То, что произошло между мной и Алисией, – да, это правда.

– И что же произошло? – спрашивает он.

– Я была немного одержима ею. – Я вздрагиваю, заметив недоверие на лице Бена, и понимаю, насколько безумной, насколько ущербной я выгляжу. Я закрываю глаза, как ребенок, который верит, что никто не сможет его увидеть, если он зажмурится. – В общем, я преследовала ее, а когда она велела мне убираться к черту, на что у нее было полное право, я… ну, я набросилась на нее.

– Что ты сделала?

Я открываю глаза. Бен выглядит потрясенным.

– Я ударила ее, – поясняю я.

– Ее пришлось оттаскивать, – констатирует Беатриса – похоже, с удовлетворением.

– Она… она обращалась в полицию? – спрашивает Бен.

– Полицию вызывали, но Алисия не стала выдвигать обвинения. Я подбила ей глаз. Мне было ужасно стыдно за это, и я… я… – Я позволяю намеку на мою попытку самоубийства повиснуть в воздухе. – Через несколько дней я оказалась в больнице.

Бен наклоняется и заключает меня в объятия. Я дрожу всем телом, по лицу текут слезы. Он гладит меня по волосам и уверяет, что все будет хорошо. Затем приказывает остальным выйти из комнаты и оставить нас одних. Я удивлена, что он ведет себя так жестко, фактически кричит на свою драгоценную сестру. Я понимаю: Бен заступается за меня. Он все-таки на моей стороне.

Когда все скрываются за дверью – Ния, уходя, бормочет через плечо извинения, – Бен уводит меня в свою комнату и говорит, что не хочет оставлять меня одну на ночь, а Ния