Смеяться последней

Я родилась в семье, где литературная традиция тяготеет к открытке с курорта. Поэтому неудивительно, что я так и не сумела растолковать своей бабушке, в чем состоит моя профессия. Нет-нет, бабушка у меня умница. Но все ее корни – в розничной торговле мебелью, и об остальных родах занятий она способна судить только со своей выгодной, но не то чтобы панорамной точки обзора. При каждой встрече с бабушкой я морально готова вести примерно такой диалог:

«Ну, как поживаешь?»

«Отлично, бабушка. А ты?»

«И я отлично. А как торговля – спорится?»

«Спорится-спорится, бабушка».

«Наверное, тебе и присесть некогда? У тебя сейчас самый сезон, да?»

«Да, бабушка, самый сезон».

«Вот и хорошо. Хорошо, когда присесть некогда».

«Да, бабушка».

Удовлетворенно выслушав мои ответы, бабушка поворачивается к моему отцу и задает ему все те же вопросы; их диалог меньше оторван от реальности, поскольку в том, что касается мягкой мебели высшего качества, отец не отошел от обычаев семьи Лебовицей.

Меня давно уже смущает то, что я не нахожу общего языка с бабушкой, и вот теперь, в честь ее девяностопятилетия (мы его как раз отпраздновали), я написала историю своего пути в бизнесе, которая даст бабушке отчетливые представления о моей жизни и деятельности.

Оно конечно, начала я с малого, но, по мне, стыдиться тут нечего. Я вышла на улицу Делэнси с ручной тележкой: юморески по сорок центов за штуку, на доллар – четыре. Да, нелегко пришлось, конкуренция там волчья, но улица – самая лучшая школа: на Делэнси «почти неуловимые шутки» не пройдут, от тебя требуется смешить до колик. Шесть дней в неделю, по десять часов кряду, выстаивала я на Делэнси и скоро обзавелась маленькой, но верной кучкой почитателей. Культовым автором не прослыла, но дела более-менее ладились. На жизнь хватало. Удалось скопить немножко деньжат, забрезжила надежда в не самом далеком будущем открыть собственную лавку. Конечно, были и трудности, но у кого их нет? Домохозяйки совали нос в каждую юмореску на тележке, старательно сдерживая смех – надеялись хоть чуть-чуть сбить цену. Чуть зазеваюсь – мальчишки цап два-три абзаца и бежать. И коп Майк вечно подходил с протянутой рукой – ему бы похохотать на халяву. Но я все перетерпела, все подчинила своей цели, годами не знала отдыха и, наконец набравшись духу, сделала следующий шаг.

Я отправилась на улицу Кэнел присматривать лавку. Мою будущую лавку. Халатный подход к делу – не по мне, и я прочесала весь квартал, пока не нашла бойкое местечко. Толпы пешеходов, справа – «Все для хирургов», слева – «Одежда для будущих мам». Самое подходящее соседство – и первым, и вторым юмор требуется, как воздух. Сколько же было хлопот. Наладила серийный выпуск отповедей «Не в бровь, а в глаз» по самым сходным ценам, на отдельном прилавке разложила курьезные мысли, запаслась впрок эпиграммами и афоризмами, отобрала самые свежие перлы остроумия и иронии. И вот, наконец, все готово. «Планета юмора Фрэн: смех до упаду» открылась. Поначалу пришлось несладко, но накладные расходы у меня были низкие. Весь товар – собственного производства. И в конце концов лавка стала приносить неплохой валовой доход, и чистая прибыль меня в принципе устраивала.

Сама не пойму, когда начались передряги. Я вам не гадалка, а юмористка, предсказывать невезение не умею. Но торговля перестала спориться. Сначала я прогорела из-за пробной партии колкостей, потом залежалась и протухла куча первосортных анекдотов. Я внушала себе, что сейчас просто не сезон, но спрос не восстановился, и я сама не заметила, как здорово влипла. Поверьте, чего я только не перепробовала. Суперраспродажи: «Эпиграммы: две по цене одной», «Любой афоризм с 20-процентной скидкой». Даже продажи в рассрочку: «Купи сейчас, расскажи попозже». Все было напрасно. Голова шла кругом, я была в долгах, как в шелках. И вот однажды, дойдя до ручки, я пришла к Моррису Пинкусу, он же Мо Лексикон, теневому дельцу с Восточной Хаустон-стрит. Лексикон давал ссуды юмористам, попавшим в безвыходное положение. Ссужал под заоблачные проценты, под залог жизни и смерти, но я подписала договор. Что еще мне было делать?!

Но даже этой ссуды не хватило, пришлось взять в долю соавтора. Поначалу от него вроде был прок. Он специализировался на пародиях, ходком товаре, но скоро у меня закрались подозрения. Сами посудите, у меня еле хватало на хлеб, а он разъезжал в «кадиллаке» длиной с городской квартал. Однажды после ужина я вернулась в лавку и хорошенько вчиталась в бухгалтерские книги. Предчувствие не обмануло, цифры не соврали: соавтор оказался нечист на руку. С самого начала крал мои строки. Я предъявила ему улики, приперла к стенке. Он пообещал постепенно расплатиться, по несколько страниц в неделю, но я-то знала: больше я этого фигляра не увижу.

Я выгнала его взашей и удвоила усилия. Работала по восемьдесят часов в неделю, даже в праздники закрывала лавку только в десять вечера, но против меня, казалось, ополчился весь свет. Появились крупные сетевые смехомаркеты, и у нас, независимых торговцев, не осталось шансов. И вот наступил день, когда я осознала: всему конец. Прямо напротив открылась «Сатира Сола: дешево-сердито». Сол сочинял оптом, с его ценами я тягаться не могла. Спору нет, мое остроумие острее, но разве качество нынче ценится? Клиент думает: «Оно, конечно, малость плосковато, зато сорок процентов выгадаю, без подтекста как-нибудь перетерплю». Я ушла в подсобку, бессильно опустилась на стул. Призадумалась: что бы придумать? В дверь сурово, резко постучали. Вошли трое: Моррис и два амбала по бокам. Моррис потребовал погасить ссуду. Я сказала, что у меня нет ни гроша. Умоляла дать отсрочку. Умоляла сохранить мне жизнь. Моррис не спускал с меня равнодушных глаз, сверкающих, ледяных. Чистил себе ногти авторучкой, больше похожей на смертоносное оружие.

«Послушай, Фрэн, – сказал он, – ты разбила мне сердце. Либо расплатишься до следующего понедельника, либо я пущу слух, что ты смешиваешь метафоры».

С этими словами он повернулся на каблуках и вышел из лавки. Амбалы последовали за ним. Меня прошиб холодный пот. Если Моррис меня ославит, не слыхать мне больше никогда, пока живу, даже смешков из вежливости. В голову нахлынули безумные идеи, а когда я поняла, на что придется пойти, сердце застучало, как молот.

Посреди ночи я вернулась в лавку. Прокралась через черный ход и взялась за дело. Облила все бензином, окинула взглядом на прощанье, чиркнула спичкой