В конце сентября зарядили дожди, и знакомый мой доктор наук вывез меня в Москву со всеми пожитками.

Всю эту зиму я не раз возвращался мыслями к летним моим знакомцам. И вот на днях позвонил Чузыркин.

-- Добрый день, -- сказал я с недобрым предчувствием. -- Что случилось?

-- Будем так говорить: готовь телегу зимой. Как ты нынче? Приедешь ко мне на дачу? Или искать клиентов?

-- Ничего не могу сказать. Позвоните в марте--апреле.

-- В марте позвоню. Апрель меня не устраивает. Договорились?

Я сказал, что договорились, и спросил, как поживает Николай Иванович.

-- Опять на баланду сел твой Николай Иванович. В настоящее время прозябает в следственном изоляторе.

Выходит, мое предчувствие оказалось небезосновательно.

-- В чем его обвиняют?

-- Тайна следствия. Но не в хищении матерьялов, как в прошлый раз.

-- А как Юлия? О ней ничего не слышно?

-- Юлия тут, неподалеку. На той стороне поселка.

-- В психушке?! Как она там очутилась?!

-- Тихо помешалась на почве ужаса. В декабре ее Романа Викторовича застрелили. Версия такая вроде: перешел кому-то дорогу в бизнесе. Но болтают всякое. Тогда же Николая арестовали.

-- Ну и дела...

-- Да уж! Люкс-мадера-фикус. Но в больших кавычках.

Говорить было больше не о чем -- я положил трубку.

И тем самым поставил точку, через которую можно провести сколько угодно линий.