– Ты рано потеряла мать и отца. У женщины, которая выкормила тебя грудью и воспитала, доброе сердце. Дождь мочил ее, ветер срывал одежду, но она ни разу не позволила, чтобы ты не поела. Ты много, много плакала. Бедное дитя. Ты не увидела разницы меж огнем и водой. Мир принадлежал тебе, и ты любила его. Мое бедное маленькое дитя, теперь ты так расстроена и обижена. Каждый в этом мире чужой. Все они чужаки тебе. О, мое бедное дитя, одинока же твоя жизнь в пустом доме.

Наен тихо слушала, плечи ее вздымались. Когда она обдумала слова шаманки, все казалось ей верным. В той части, где Сунре завыла: «Каждый в этом мире чужой», Наен, которая сдерживала себя все это время, разрыдалась.

Сунре вытерла пот со лба и взглянула на белоснежную шею плачущей Наен.

Сунре забралась на вершину горы Макики, с которой открывается захватывающий вид на Гонолулу. Ничего не изменилось, кроме нескольких недавно построенных зданий. Сунре выбрала камень и присела, чтобы полюбоваться пейзажем. Это было лучшее место на Оаху с видом на город. Несмотря на то что дорога вверх была трудной и крутой, ее все устраивало – так можно было вспомнить юность. Дом, горы и море были видны как на ладони. Все они там, внизу, гнули спины у подножия. Вершина горы Даймонд-хед вдалеке сверкала ослепительно, как зеркало, пронизанное солнечным светом. Город растянулся паутиной вокруг горы Макики. Это напомнило Сунре о том времени, когда она бродила по улицам.

После смерти ее мужа, Пхена, Сунре сбежала из лагеря. Без плана, без цели. Она просто шла вслепую, как котенок, и понятия не имела, как ей пришло в голову попасть на острова Мауи и Кауаи. Там она просто последовала за первым корейцем, которого увидела в порту. Выйдя из порта, Сунре обнаружила себя на Мауи и, пробыв там какое-то время, последовала за другим корейцем из гавани, в итоге очутившись на Кауаи.

Будь у нее хоть немного денег, она начала бы путешествовать по острову в поисках подходящей плантации, чтобы там осесть. Работать на кофейной плантации на Хило было не так уж сложно, но проблема была в мужчинах, которые жаждали ее тела по ночам, – это было невыносимо. Удовлетворив свои потребности, они просто уходили. Некоторые на выходе бросали ей монетки. На эти деньги она могла купить еду и одежду. Обеспокоенные женщины с плантации пришли с палками и камнями, схватили Сунре за волосы и избили ее. Женщины разных национальностей атаковали ее по очереди: в один день это были японки, в другой – китаянки. Хуже всего были кореянки: по сути, они донимали Сунре каждый день. Где же были все те мужчины, чтобы защитить ее? Ни один из них не вмешался. Однажды ночью Сунре все-таки решилась покинуть плантацию. Выбор был простой: сбежать и выжить или же остаться и быть забитой до смерти. Прошло меньше месяца с тех пор, как она прибыла на остров Хило.

Через несколько дней Сунре прибыла в место, откуда была хорошо видна гора Мауна-Кеа. Ноги сами понесли ее туда. На вершине горы лежал вечный снег, словно она была покрыта облаками. Снежные горы в летней стране казались чем-то сказочным и невероятным. Сердце Сунре было готово выпрыгнуть из груди. Она чувствовала, что смерть в таком месте станет благословением. Сунре была просто благодарна Богу за то, что он позволил ей в последний раз полюбоваться заснеженным пейзажем, которого она не видела после отъезда из родного города. Дорога к смерти не казалась больше такой одинокой.

Сунре прилегла в месте, где заснеженные горы виднелись лучше всего. Когда наступила ночь, остались только кромешная тьма и тишина. Большие звезды, плывущие по ночному небу, казалось, вот-вот упадут ей на голову. У Сунре никогда в жизни не было достатка, и она не помнила, чтобы другие относились к ней хорошо. И все же и после трех лет брака Сунре чувствовала трепет и была счастлива каждый раз, когда муж заключал ее в объятия. Тогда она не думала о том, что день напролет стирать чьи-то вещи – тяжело. Это, казалось, было самым счастливым временем в ее жизни. Сунре устала сопротивляться сну, и ее глаза медленно начали закрываться.

Как долго она спала? Откуда-то подул теплый ветер, приласкал ее тело. Сунре открыла глаза. Ветер становился все теплее и жарче, словно согревая ее. Сунре начала снимать с себя одежду, одну вещь за другой, без стеснения. Было безумно жарко. В какой-то момент пот, струившийся до сих пор, начал литься ручьями.

Заснеженный пейзаж на вершине Мауна-Кеа, похожий на туманное облако, исчез, и в небо поднялся огненный столб невозможной высоты. Сунре подумала, что это мог бы быть последний жар ее разрываемого на части сердца. Возможно, это ее сердечные раны вспыхивали пламенем одна за другой. В огненном море виднелись знакомые лица. Они молили о помощи. Сунре пыталась заткнуть уши, чтобы не слышать эти крики. Сознание ее прояснилось, а огненный столб поднялся еще выше. Тело ее внезапно стало легче, а печаль утихла.

Казалось, откуда-то доносится голос, взывающий к ней. Сунре медленно убрала ладони, закрывавшие уши. Голос казался то мужским, то таким же переливчатым, как голос молодой девушки, – такого голоса никогда не слышали на Земле. К ней подошел человек ростом более шести футов, с длинными-длинными волосами. Присмотревшись, Сунре увидела, что это женщина. Голос исходил от нее. Маленькие искры пылали в волосах, свисавших из-под цветочной короны. Голос женщины, взывающей к разуму Сунре, завораживал: этот призыв невозможно было игнорировать. Женщина протянула руку. Сунре крепко ухватилась за нее, как будто не хотела отпускать никогда. Пламя мгновенно охватило хрупкое тело Сунре.

Обе побежали к месту извержения вулкана. Даже если Сунре наступала на огненный язычок или ручей лавы, она не обжигала ее ног. Столб огня выглядел еще ярче в ночном небе. Казалось, весь мир состоит из одного огня. Сунре чувствовала, что сгорает дотла. Старые воспоминания и раны бесследно исчезали. Это было так просто и чудесно. Она парила высоко в воздухе над своим же собственным телом. Сунре чувствовала себя ребенком. Она не могла поверить, что ее тело может быть настолько легким. Никогда больше она