— Всѣ ноженьки подломило. Шутка-ли: утреню выстояли на ногахъ, обѣдню раннюю, обѣдню позднюю и все еще стоимъ. Вѣдь только передъ поздней и передохнули малость, роптала «чиновница». — Приду домой, пожую да и на боковую. А ужъ вечерня — Богъ съ ней. У вечерни и богомольцевъ-то полтора человѣка, такъ какая тутъ милостыня!

Изъ церкви доносится «вѣчная память», и наконецъ выходятъ въ притворъ послѣдніе богомольцы. Дѣйствительно, это были люди купеческой складки. Были мужчины и женщины. Одна женщина въ траурѣ сунула на одну сторону гривенникъ и на другую гривенникъ и сказала:

— Раздѣлите за упокой рабы Божіей Варвары.

А осанистый мужчина въ пальто съ бобровымъ воротникомъ прибавилъ:

— Да вѣдь ужъ подано, подано. Въ приходскую богадѣльню на заупокойный обѣдъ по рабѣ Божіей Варварѣ подано.

Нищіе были озадачены.

— Разъ отъ разу хуже съ заупокойной милостыней. Стоило изъ-за двугривеннаго на всю братію ноги трудить и дожидаться! — роптала Марѳа Алексѣевна. — И что за народъ нынче сталъ! На богадѣльню подано, на поминальный обѣдъ. Да намъ-то что, папертнымъ старушкамъ, до богадѣльни! Мы въ богадѣльню не пойдемъ. Мы привыкли на свободѣ жить. Мы вольныя птицы.

Нищіе гурьбой стали выходить изъ притвора на улицу.

1903