Свершив творенье, сказал Господь: "Хорошо весьма". На слух Башуцкого в этом "весьма" таилась сдержанность истинного художника, не отвергающего критику. А наш очеркист, прикончив сюжетец... Он, слепленный из праха, покаянно вздохнул: "Ты думал только о себе".

Сменив лагерь усиленного режима на соседний, сине-тюльпанный, умилялся слюнтяй, бесстыдно не замечая ни забайкальских каторжан, ни польских повстанцев, ни бунтовщиков военных поселений, ни московских студентов с забритыми лбами, ни похабного надзора за Поэтом.

О себе, лишь о себе думал. Сопоставлял, сравнивал да и пленялся, как бывало в полупод-вальных низках. Увы, мираж, расточаясь, мстит пудовым копытом Медного Всадника, угрюмым рыком Броневика. Застит небо бурый брандмауэр, белесо дымится щелистый ларь.

Но Тот, кто сказал: "Хорошо весьма", сказал: "Не хорошо человеку быть одному",- и вот во тьме над бездною лучатся глаза Капитолины Игоревны, библиотекарши.

Каждый день наш марьяжный король ходил в библиотеку. Походка его переменилась. Вспомнив Тынянова, он рассмеялся: романист наделил прыгающей походкой свободолюбцев декабристской поры, и мы доверчиво восхитились проникновением в образ. А прыгающая походка была у Марата, романист прочитал об этом в мемуарах. Да-с, у друга народа Жана-Поля Марата, а теперь у него, врага народа Милия Башуцкого, ха-ха.

1988-1989