— Привидение, — сказала я и самой себе не поверила.

Привидение пересекало гостиную, как молодой Гамлет, мечтательно и отсутствующе. По-моему, даже сборник поэзии держало в белых руках.

Кошка округлила глаза, не обещая ничего хорошего. Пес посмотрел на привидение признательно. Я традиционно пожелала привидению провалиться сквозь землю. А привидение вело себя так, будто никого из нас, законных обитателей, в гостиной не было.

Весь вечер ушел на рассуждения вслух и обдумывание, как очистить помещение от привидения.

Дочь сказала сочувствующе:

— Не обижай привидение. Им тоже где-то жить надо.

Тогда я заломила любимым маминым жестом руки и завопила любимым маминым воплем:

— Почему я? Ну почему всегда я?

На следующий день, в тот же сумеречный час, по моей гостиной прогуливалась парочка привидений и, судя по всему, вела мирную беседу.

— Теперь их двое, — сказала я вечером дочери, вернувшейся со школьной продленки.

— Это у тебя, наверно, глаза стали привыкать, — сказала дочь. — Может, их и больше.

И как в воду глядела. Дети теперь такие умные.

На следующий день, в тот же час, ясно различимо, по гостиной прогуливались парами привидения и были заинтересованы только исключительно мирной беседой друг с другом. Ни я, ни причины моей избранности на земле, их не волновали.

— У них тут, как прихожая важного начальника, — сказала я дочери. — Прохаживаются в ожидании приема.

— Оч-ч-чень может быть!

— А причем тут я? — заныла я, не мирясь с судьбой. — Ну почему всегда я?

— А чем ты лучше других? — застыдила меня дочь. — Здесь и до нас были люди.

— Да, — сказала я загробным голосом. — Хорошо, если это небесная канцелярия. А если — прихожая Кощея? Впрочем, где мы не жили.

Дочь посмотрела по телевизору «Верьте или не верьте», «Зона сумерек», проанализировала еще парочку фильмов из серии «Ночь кошмара» и выступила с научным заключением:

— Мы живем на пересечении двух измерений.

— Теперь это называется пересечением двух измерений, — сказала я без энтузиазма. — Привидения ходят как у себя дома, а мне квартплату повысили.

Потому что позвонила домовая контора, и официальное лицо сказало сурово:

— У вас кошка живет нелегально. У вас собака живет нелегально. Повышаем квартплату.

Я пробормотала что-то вроде:

— Вы еще не все знаете.

Но на этот раз с судьбой спорить не стала. Не до мелочей.

То, что по нашему дому прохаживались привидения и не обращали на нас ни малейшего внимания, показалось мне самым обидным.

— Ведь они сквозь нас, как сквозь стенку проходят, — критиковала я.

— А чего ты хочешь? — заступилась дочь. — В конце концов их столько лет игнорировали. Они привыкли.

И мы решили покончить с дискриминацией привидений.

В следующий раз, когда сквозь меня прошла парочка спокойно беседующих в ожидании приема в своем измерении, я вздрогнула, но вежливо поклонилась. Ответа не последовало, но атмосфера потеплела.

Ага, решила я, лед сломан. Есть контакт.

Контакт развивался. Как-то вечером дочь вошла в нашу крохотную спальню и спросила, почему я сижу в остолбенении у зеркала. Я попыталась промямлить парализованными губами:

— Представь себе, кто-то гладит меня по затылку.

— Ну и как ощущение? — поинтересовалась дочь.

— Волосы дыбом встают, — не нашла я ничего менее избитого, чтобы выразить классический приступ страха.

Дух обиделся и хотел выйти в окошко.

— Извинись перед невиновным, — порекомендовала дочь. — Объясни, что волосы на затылке в беспорядке — это от элементарной непривычки общаться с привидениями.

Я послушно извинилась и привела рекомендованное объяснение.

В следующий раз, сидя у зеркала, я вдруг получила сердечный «хаг» — дружеское объятие. «Ага, — решила я. — Главное, не проявлять невежливости». И пригладила волосы на затылке.

Такой знак лояльности понравился духу. Очевидно, с его легкой руки, я получила в «том» измерении репутацию лучшего друга привидений. Теперь важные и невозмутимые духи стали снисходительно кивать мне головами, отрываясь от степенной беседы. А что? Это было просто.

Мое суетливое семейство носилось сквозь духов. Каждый жил в своем измерении. Никто никому не мешал. Никто ни с кем не сталкивался. Так и по сей день живем.

Семнадцатый пирс

Барк стоял на пирсе уже давно, лет семь. Его привезли сюда из Англии. Пригласили, как приглашают в гости звезд на главную роль — играть главный парусник в музее морского порта.

Барк вошел в роль звезды естественно, поскольку всегда был в парусном своем мире номером один по силе и по выносливости, и по красоте оперения. Барк доминировал на пирсе, высясь четырьмя мачтами над остальными кораблями, развесив покровительственно над ними реи, впечатав отражение свое, как рекламу звезды, во все стекла вокруг расположенных зданий, и обязательно распределив отражения среди витрин ресторанов и магазинов увеселительного соседа — семнадцатого пирса. Барк отражал себя в любом куске стекла вокруг корабельного заповедника, как придется, в засисимости от ракурса, часа и освещения; и соответственно вокруг заповедника из ресторанов, лавок, магазинов больших и маленьких, открытых галерей, из самой воды растущих зеркальных небоскребов, все глазели на барк и тихо, про себя или вслух, уж как получится, восхищались.

Бушпритом барк чуть не врезался в подвешенный на металлических столбах висячий скоростной драйв. И остальные парусники, за вожаком вослед, уткнулись бушпритами в летучее шоссе, в угрозе смешной игрушечной атаки на выстроившиеся за ним высотные банки и компании Уолл-Стрита.

Семнадцатый пирс — это здание, окруженное трехсторонним причалом, с катерами и яхтами на якорях и стареньким пароходиком «Амброзия» на вечном приколе.

Семнадцатый пирс был изобретен и сделан как искусная подделка, якобы принадлежащая к истории неактивного более порта у Южной улицы. Но на самом деле построен только вчера и только для увеселения публики, приезжающей сюда, особенно по уик-эндам и в праздники, купить что-нибудь и развлечься в красивом месте.

Зимой на Семнадцатом пирсе холодно. Террасы трех этажей пустуют на ветрах с океана. На семнадцатом пирсе интроверту, привыкшему бродить в одиночку, с одной стороны красиво, а с другой стороны неуютно. Когда витрины магазинов внутри трех этажей сверкают в глаза, тогда необеспеченному интроверту кажется, что его обделили и обидели, лишив обладания комфортом и материальной красотой мира сего.

Летом здесь многолюдно до толкотни. Летом здесь красиво и пышно. Летом здесь красота пространства и воздуха. С террас и из огромных окон приехавшие глазеют на выставленные как для обозрения на синем фоне бухты и неба парусники и загородившие им дорогу для игрушечного их набега в город небоскребы у воды.

Летом те, кто от рождения интроверты, заняв лучшие скамеечки террасы Променада, что на третьем этаже Семнадцатого пирса, кайфуют,