Атмосфера на мгновение стала торжественной. Люди одобрительно закивали в ответ на слова господина Хвана.

– Мне так хорошо… Но сердце мое почему-то болит. Вот здесь, внутри.

Чансок ударил себя кулаком в грудь.

– Слушай, Чансок: когда добиваешься столь многого, некоторые вещи могут начать причинять боль. Так устроен мир, – заметил мистер Хван, и Чансок еще глубже зарылся в его объятия.

– Атмосфера становится какой-то странноватой, вам не кажется? Как вы смотрите на то, чтобы услышать мою знаменитую на весь «Лагерь девять» историю любви с той девушкой из России? – шутливо спросил Тэхо.

Он встал, полный решимости взбодрить присутствующих. Мужчины, несколько раз слышавшие его историю, аплодировали, как будто жаждали послушать еще разок. Жители Хило, которые понятия не имели, что происходит, аплодировали тоже.

– Мне тогда было двадцать два…

– Не девятнадцать разве? – вмешался кто-то, кто знал историю наизусть.

– Может, та история про другую его любовь? Давайте просто послушаем…

Все затихли в ожидании чего-то интересного. Было забавно представлять себе незнакомый заснеженный город, сидя на Пхова, где жарко круглый год. История Тэхо лилась, и слушатели иной раз не могли сдержать смех.

С наступлением ночи все разошлись один за другим по комнатам. Тэхо, Сангхак и Чансок все еще сидели на своих местах. Неизвестно было, когда они смогут снова собраться втроем. И так будет до тех пор, пока Чансок живет на Хило, а Тэхо с Сангхаком в лагере.

– Как тут уснешь, когда лунный свет такой яркий, да? – заметил Тэхо.

– Необычайно светлая ночь, – произнес Сангхак.

– Сдается мне, хен, моя история любви несколько устарела. Мне не удается завести аудиторию, как в былые разы.

– Мне твоя история нравится, – отозвался Чансок тоскливо. – Давненько я ее не слышал.

– Эй, ты в порядке? – спросил Тэхо. – Ты чего так надрался?

– Потому что день был для этого подходящий.

– Чансок верно говорил. Он действительно проделал большую работу. Поразительно. Мы очень гордимся тобой.

Сангхак и правда был счастлив оттого, что Чансок теперь управляет такой роскошной гостиницей. Как старший из всех троих, он был рад уже одному тому, что остальные налаживают свою жизнь. Лишь одно беспокоило Сангхака: то, как Чансок, накачавшись, проболтался о том, что у него болит сердце. Сангхак сначала подумал, что дело тут в чувстве разочарования, которое приходит после проделанной работы, но затем понял: эти слова скорее звучали так, будто друг говорит о Канхи.

– Кстати, ты получил паспорт? Когда народ здесь путает нас с японцами, нет более безопасного способа защититься от клеветы, чем показать удостоверение личности, – произнес Сангхак.

– Да, конечно. Чему теперь верить? Наша страна больше не страна, а японцев американцы недолюбливают. – Тэхо распалился. – Малейшая провокация, и между нами искры полетят.

– Я поэтому так волновался, когда называл гостиницу своей фамилией, – пробормотал Чансок. – Боялся, что люди примут меня за какого-нибудь японца.

Оба друга кивнули в ответ.

– Пожертвование Национальной ассоциации увеличилось до пяти долларов в месяц.

– Вы должны думать об этом как о налоге, который платите государству.

– На самом деле Национальная ассоциация поручила мне кое-какую работу, – заговорил Сангхак, будто делая важное признание. – Я еще не принял решение. Они слишком много говорят. Как вы знаете, Национальная ассоциация объединила отдельные корейские организации, разбросанные по всей Америке. Недавно они решили издать собственный учебник корейского языка вместо того, что выпускает генерал-губернатор Японии. Они просили меня помочь с этим. Симен возьмет на себя организацию, а моя жена поможет с детьми. Разве образование наших детей, живущих здесь, не важнее всего?

Сангхаку было неудобно называть Канхи женой в присутствии Чансока.

– Хен, ты отлично с этим справишься. Позволь нам тоже помочь. Дай знать в любое время, если что-то понадобится. И в любом случае поменьше уже беспокойся о чужих детях и дай мне, наконец, увидеть моего племянника или племянницу, – шутливо сказал Тэхо. – У этого уже вон ребенок есть. А вот ты чем по ночам занимаешься…

Сангхак смущенно улыбнулся в ответ.

Он уже какое-то время регулярно жертвовал деньги школам корейского языка для корейцев, проживающих в Америке. Суммы были такие маленькие, что ему было неловко рассказывать об этом, но он чувствовал удовлетворение каждый раз, когда отдавал на это дело заработанные тяжелым трудом деньги. Если подумать, таким образом он утешал сам себя. Такие пожертвования не казались ему пустой тратой денег, когда он думал о своем сыне. Сангхак просто надеялся, что кто-нибудь сможет позаботиться о Сеуке, как он сам заботится о чужих детях. Он ушел спать, думая о том, что луна сегодня и впрямь ослепительно-яркая.

Чансок вновь вспоминал Канхи, которую он не видел очень давно. Теперь она выглядит совсем как островитянка. Ее загорелое лицо кажется здоровым, а коротко остриженные волосы заправлены за уши. Держа Джуди на руках, она вела себя очень просто, но по-прежнему выглядела грациозной. Он не представлял, что будет так сложно найти правильные слова, чтобы поговорить с Канхи. Он даже нормально не поздоровался с ней. Невежливо со стороны хозяина вечеринки. Чансок был просто счастлив и одновременно растерян, увидев ее снова.

Но, возможно, и невысказанные слова могут найти дорогу к человеку, к которому ты хотел бы их обратить? Канхи, забавлявшаяся с Джуди, подняла глаза и кратко взглянула на него, стоящего вдалеке. Просто взглянула, и все. Возможно, именно поэтому Чансок пил все, что ему давали. Он был благодарен, что у нее все хорошо, но в то же время и расстроен из-за того, что непохоже было, будто без него Канхи живется несладко. Чансок знал, что думать так – по-детски, и ему было стыдно, но поделать ничего с собой он не мог.

* * *

Наен, прогуливающаяся среди посетителей, по-прежнему могла похвастать такой красивой фигурой, что трудно было поверить, что она не так давно родила. С ее густыми волосами в химической завивке и в коротком платье, подчеркивающем тонкую талию, она совсем не была похожа на ту Наен, с которой я росла. Люди говорили ей теплые слова и благословляли новорожденную.

Наен оставила ребенка мне, когда я предложила ей помочь. Она сказала, что девочку зовут Джуди. Я подумала, что если то, что говорила моя мать, было правдой, то этот ребенок выглядит в точности как Наен в детстве: бледные щеки и необычно красные губы. Щеки девочки были красными, как цветы бальзамина, а реснички – длинные и темные. Даже во сне ее губы оставались влажными. Я долго смотрела на ее лицо. В нем определенно проглядывали черты обоих родителей.

Лунный