Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 153

– Мать написала, – подтвердил Данька.

– Сильный доминошник был! – дядя Толечка вдохнул. – Ладно, впрочем, когда старики умирают. Жалко, конечно… Но вот юность! Уж кому жить-то… На кладбище успел побывать?

– На кладбище? Почему?

– Ну, у Натальи на могиле.

– Какой Натальи? – Клыш заставил себя вернуться в настоящее. Что-то из того, о чем говорил дядя Толечка, он не расслышал.

– Как то есть?! Альки нашего любовь. Наташка Павелецкая.

– Что Наташка?!

– Так десять дней назад погибла. Ты что?! Неужто мать не сообщила?.. Данька, погоди!

Хлопнула входная дверь. В гостиную с кастрюлькой в руках, вся в фрикаделичном пару, вбежала Тамара:

– Дверь, слышу… А где?..

– Понимаешь, Тома, – Анатолий Фёдорович озадаченно поскреб крутую лысину. – Он, оказывается, не знал про Наталью-то.

Пригрело. Первый, ранний снег стаял, растёкся грязью по жухлой траве, по трещинам в асфальте. Промозглый двор был пуст. Лишь на скамейке у седьмого подъезда взмокшим грачонком нахохлился Гранечка. На подсгнившем брёвнышке стоял мутный, заляпанный стакашек, и таким же мутным казался Оськин взгляд, когда поднял он оплывшее лицо. Мутным и безысходным.

– Дани-ил! – в запевной своей манере протянул он. – А у меня папаша откинулся. В ванной мылся пьяный и – лампу уронил. А я как чувствовал – предупреждал.

Он угрюмо хихикнул.

– Мать перед этим опять избил. И – уронил. Судьба. Аз есмь воздастся! – отчеканил он, то ли Клышу объясняя, а скорее – в какой раз вдалбливая эту мысль в себя.

– С Наташкой что, правда?.. – Клыш зачем-то показал на окна Земских.

– Да, погиб ангел наш, Наташенька, – витиевато забормотал Гранечка. Опережая вопрос, воздел руку. – Как истинный ангел, – от молнии. К тетке в деревню ездила, и по полю на велосипеде, в грозу. Спряталась под дерево. Там и дерево-то, говорят, одно на все поле было. Прямехонько и… Хоронили в белом платье и фате, – вечная теперь невеста. Лежит, в лице ни кровинки. Как лист бумаги. А уж как Светочка рыдала. Как рыдала!

Он выудил из кармана початую липкую бутылку с кубинским ромом «Гавана» – наипаскуднейшим из всех существующих ромов – раскрутил и, давясь слезами и отвращением, сделал несколько глотков прямо из горлышка, – раньше у него так не получалось.

– Алька насчёт Наташки знает?

– В первый же день телеграмму послали. Раз не приехал, значит, не отпустили. Армия – не санаторий. А так, формально, – даже не жена.

– Как бы с горя в самоволку не рванул, – Клыш представил себе, как за тысячу километров отсюда рвется с короткого поводка вольнолюбец Поплагуев. Поёжился. Отобрал бутылку, глотнул, вернул Оське. – Где достаешь-то в безалкогольном городе?

– Это всё Фома! Раньше среди байкеров верховодил, теперь у винных магазинов. Ему тоже нынче свет с копеечку. Вернулся на гражданку, а Зулию-то Харис выдал. За Меркина, директора овощного магазина. Вот и пьёт беспробудно. Виртуозничает, как прежде, на мотоцикле.

– Как же он на байке – пьяный?

– Не-е! Байк на приколе. К вечеру выводит попастись. Растворит сарай, заведёт, голубятню откроет. Байк тарахтит, а он рядом среди дворняг. И – голуби в небе.

Из подъезда в светлом прорезиненном плаще, в жёлтых резиновых сапожках вышла Светка Литвинова. Приветливо помахала Клышу. Без церемоний отобрала у Грани недопитую бутылку.

– Хватит про Фому! Сам какой день жрешь без просыху! – Гранечка покорно сморгнул. – Ну представился папаша твой несусветный. Что ж теперь? Зато мать целее будет. Сам же говорил, – праздник!

– Праздник, – уныло согласился Гранечка. Он обхватил Светкины колени, вжался лицом. – Как жить-то с этим, Светочка?

– Вот урод, – Светка зыркнула на циферблат. Что-то прикинула. – Ладно, ступай, забегу прямо сейчас на часок.

– А не обманешь опять?! – Гранечка обнадеженно вскинул голову.

– Иди! Горе моё.

Боясь, что она передумает, Оська вскочил. Неловко кивнув Клышу, заспешил в подъезд. Перед дверью задержался:

– Сам-то надолго?

– Думал, надолго.

Светка проводила пухлую фигуру взглядом.

– Жалко его, недотепу.

– Он не недотепа. Он – нежный, – возразил Клыш. Заметил горькую усмешку. Подобрался. – Насчёт отца его… Ты что, на Оську думаешь?

– И думать не хочу! Вот уж о ком не пожалею! – оборвала разговор Светка.

Настаивать Клыш не стал. Мотнул подбородком на сарай Тиновицких.

– Оська говорит, Харис Алию замуж выдал? Как же согласилась?

– А чего она? Овца и есть овца. Стеганули и – пошла в стойло. Одно слово, – татарка!

– Как Фома перенёс?

– Нормально перенёс. Пьёт запоем.

Светка, махнув ручкой, вернулась в подъезд – вслед за Оськой.

Клыш бесцельно брёл по проспекту.

Город после первого снега стоял сырой и хмурый, будто с похмелья. Накрапывало. Потому улицы опустели.

Зато у винного, за татарской мечетью, где прежде давали с заднего хода, бесновалась толпа.

Клыш задержался у крыльца.

Оставалась минута-другая до открытия. Несколько старушек, из тех, что кормились перепродажей очереди, изо всех сил пытались сохранить порядок, выстраивая людей по номерам. Среди них Клыш приметил бабу Шуру, когда-то торговавшую в Шёлке опивками из детсадов. В пальтице с вытертым лисьим воротником, она бойко размахивала списком номеров.

И тут магазин открыли. И – все, с рёвом, криками, ринулись разом. Кто-то смял, кого-то оттёрли.

Баба Шура попыталась перегородить собою вход. Острый локоть врезался ей в зубы, отбросив к перилам. Клацнув, она осела. Вытащила разбитую вставную челюсть, попробовала соединить и – зарыдала. Смятый, бессмысленный листок с номерами валялся рядом.

Образовался бурун: из магазина принялись выбираться всклокоченные, победно трясущие стеклянной добычей люди. В узком проёме они сталкивались с прущими внутрь. Матерная ругань клубилась над крыльцом, будто гром, предвещающий грозу. В воздухе запахло дракой.

Из подсобки вышел Фома Тиновицкий. Увидел Клыша, ощерился, широко развёл руки, приобнял, окатив крепким духом.

– Здорово, кровавый!

– И вам, байкерам, безаварийной езды.

При слове «байкеры» Фома досадливо поморщился. Ткнул в крыльцо, на котором как раз начинался мордобой.

– Что? По мозгам?

– Никогда бы не подумал, что трезвость так омерзительна, – Данька повёл плечами.

– Накатим за встречу? – предложил Фома. – Я тут коны держу.

Он щелкнул пальцами в сторону одной из старушек, и та понятливо устремилась в подсобку.

Клыш отрицательно мотнул головой, – настроения распивать за углом у него не было.

Но пьяненькому Фоме, похоже, не терпелось выговориться.

– Алия-то моя замуж вышла, – сообщил он. – Муж завидный, не мне чета. Одних брюк, говорят, в шифоньере с десяток пар. И все без бахромы. Мигом с Харисом сторговались.

Он икнул.

– С геофаком что? Завязал с мечтой?

Фома горько скривился.

– Какой уж геофак? Будто сам не видишь? И регаты с ралли там же. – Сам заметил, что выговорилась двусмыслица, но отвлекаться не стал. – Знаешь, Данька, махну с утра – вроде, в душе развиднеется и сразу – мечта на горизонте. А потом опять хмарь так накатит, – кажется, разогнал бы байк под завязку и – в какую-нибудь фуру – лоб в лоб! Чтоб ничего

Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 153