Чувство было странное, надрывное. Аня надрыва не любила. Она решила прийти в этот магазин, полный дивных изысков, и действительно купить Стеше подарок именно там.

Погода была плохая: на асфальте слякоть, над домами круговерть метели. Аня толкнула светлую прозрачную дверь и вошла.

Магазин оказался уютным и маленьким, две комнаты, набитые доверху куклами, игрушками и развивающими играми. Он показался Ане куда более человекоразмерным, чем она представляла себе, когда ездила мимо. Аня вздохнула с облегчением. Конечно, цены и впрямь высокие; и здесь действительно были куклы, о которых Аня думала с той самой тоской, воображая себе мрачные и странные истории (например, о женщине, которая до сорока лет воображает себя девочкой, покупая дорогие игрушки то ли себе, то ли не рождённым ею детям, – играет ими, представляя, что они и есть её дети; иногда Аня, не в силах выдохнуть от тоски, заканчивала эту историю тем, что женщина делает ЭКО и рожает из себя двух настоящих, мучительно дивных пупсов, пахнущих ванилью с ног до головы, сосущих её молоко, и потом они играют во всю эту роскошь, а женщина делает ещё двух пупсов из криоконсервированных эмбрионов и берёт себе ещё двух лялечек из Дома ребёнка, и на этом неистовая фантазия Ани не то чтобы иссякала, но замирала, превращаясь из кино в роскошную картину). Кто же на самом деле играет этими куклами? (Что происходит в доме, где я жила девочкой и где с тех пор вообще никто не живёт? Разрушен ли он?)

Аня взглянула на часы и попыталась сосредоточиться на выборе подарка для Стеши. И тут она увидела продавца. То был маленький мужчина, коренастый и вместе с тем изящный: с квадратными плотными плечами, но длинными пальцами, с зачёсанными волосами – мужчина-женщина, – он отступил на шаг от стены, с достоинством, готовый помочь Ане, но без лишнего внимания к ней, идеальный продавец и, Аня сразу поняла, собственник этого магазина. Аня бросила разглядывать игрушки и сосредоточилась на нём. Вид этого человека сразу успокоил её. Ане подумалось, что он чем-то похож на французского композитора Франсиса Пуленка. Именно такой человек и должен быть хозяином лавочки роскошных игрушек: со всей серьёзностью, но без апломба; с изысканностью, но без той мертвенности, которая Ане представлялась издали и которой на деле здесь совсем не было.

Успокоившись, Аня прошлась вдоль стеллажей. Тут были и в самом деле занятные вещицы. Аня моментально увидела игрушки, которые подошли бы многим её знакомым детям, и Стеше тоже: полупрозрачные деревца, на которые можно наклеивать гекконов и яблоки; проволочная коляска с люлькой из ивовых прутьев; набор разноцветных мячей-липучек и картинка, в которую их можно кидать – всё натуральное, тяжёленькое, радующее глаз и осязание; но Аня хотела кукол.

– Вам нужен пупс или кукла-ребёнок? Бюджетом каким располагаете? – спросил продавец точно вовремя и в точности нужным тоном.

– Три тысячи рублей, – сказала Аня. – А что есть за эти деньги?

Продавец улыбнулся, делая жест щедрости и облегчения.

– За три тысячи выбор уже довольно велик. Вот, например, привезли – цыганка.

– У нас есть подружка-цыганка, – сказала Аня. – Кстати, они называют себя рома.

Продавец понял её правильно:

– А вот Беляночка и Розочка, или, как их ещё называют, Белоснежка и Краснозорька. Есть вот такой мальчик чуть подороже, – продавец достал с полки повыше симпатичного краснощёкого кудрявого пацана.

Аня покосилась на соседнюю полку.

– А вот эти?..

Она смотрела на двух небольших, забавных, в складочку, младенцев-мулатов. Девочка была толстощёкая, в зелёном платьице, мальчик – в трусиках и майке. Продавец немедленно подал их Ане. Мулатики были приятно тяжёлые.

– Понюхайте, – предложил продавец. – Все куклы этой фирмы пахнут ванилью, – теперь он смотрел на Аню внимательно и с сочувствием, но Аня этого уже не замечала. Она запустила руку в шортики. Пупсы были созданы по всем правилам анатомии: они были мальчиком и девочкой, как бывают настоящие младенцы, только меньше.

– За ваши деньги вы можете купить обоих, – сказал продавец. – Или одного – за две тысячи. Как вам больше нравится.

Аня подняла голову, и они встретились взглядами.

– Надо же, – сказала Аня, – я богаче, чем я думала. Значит, пусть будут двое.

– Пусть будут двое, – продавец кивнул и отступил на шаг. – Вы богаче, чем вы думаете, – подтвердил он печально.

За окном совсем стемнело. Нужно было торопиться в детский сад.

* * *

– Я сплю, – сказал Костя и проснулся.

– Почему? – сонно сказала Аня.

Сочился приятный, свежий ручеёк сквозняка. Полночь пахла снегом и светом. Между ними лежала Стеша, тяжёлая, немного потненькая, закинув большую ногу на Аню, и, шумно дыша, спала.

Вдруг Аня прошептала:

– Помнишь, тебе шесть сигар на день рождения подарили. Ты ещё удивлялся, куда они делись. А это я их скурила.

– Ты их скурила? – Костя облизал губы.

– Да. Тебя не было, ты на конференцию уехал.

– А я искал-искал, – сказал Костя. – А когда ты успела-то? Конференция длилась три дня. Ты каждый день по две курила, что ли?

– Я все сразу скурила. Все шесть.

И Аня рассказала, как было дело: скурила она их невзначай, во время прогулки.

Аня со Стешей тогда гуляли в парках с подругой Ани, Кирой, и её маленькой дочкой Диной.

Парки эти тянутся на многие километры. Они похожи на обои или на маргиналии старинной книги. Липы, дорожки, статуи, скамейки, и снова липы, статуи, скамьи, дорожки. И пруды. И утки.

Дорога то в горку, то вниз.

Лужайки, старинные дубы,

полуразрушенные дворцы.

Заросшие трамвайные пути.

Развалины винных погребов, заросли ивы,

крушины, воробьи в пыли.

Там ходишь, как будто книжку читаешь

бесконечную

скучную, но очень хорошо написанную

и каждый раз читаешь её с начала

и там кажется, что любое твоё действие

как будто учтено заранее

Аня сначала не хотела все курить

а взяла почему все – хотела одну

сама скурить, а другой поделиться с Кирой

но побоялась раздавить их без