в свое приложение, и у меня почти получилось – на семьдесят пять процентов.
– Вряд ли тебе удастся найти пару через мое приложение, – говорю я Марен. – Ну разве что миллион человек загрузит себе мою тестовую версию вместе со всеми багами.
– Уж и помечтать нельзя, – дергает плечом Марен.
Я останавливаю пикап на ее подъездной дорожке – посыпанной красным песком, с торчащими сосновыми корнями, – Марен сует ноги в туфли и выскакивает из машины.
– Слушай. – Она заглядывает в открытое окно. Ее лицо сплошь усыпано веснушками. – Удачи с папой. У тебя все получится.
– Конечно, – отвечаю я, разворачивая машину. – У меня обязательно получится.
Короче, у меня не получилось. Это становится очевидным, как только папа ставит передо мной тарелку праздничной пасты карбонара со словами:
– Я так горжусь тобой, Ро. Это даст тебе фору, когда будешь подавать документы на поступление в колледж.
Я смотрю на Веру, но та лишь молча улыбается. Она тоже за поступление в колледж, предательница.
– Погоди, – говорю я. Вера подвигает ко мне контейнер с пармезаном, но я даже не притрагиваюсь к нему. – Ты видел, что я сделала. Мне не нужен колледж; я и так способна создать все, что захочу. С какой стати тратить кучу денег на учебу, если можно сразу устроиться на работу?
– Ро. – Папа трет лоб. – То, что ты сделала, потрясающе. Так давай отметим это событие. Совершенно не обязательно ссориться из-за твоего отъезда из Колорадо прямо сейчас. Давай…
– Я не собираюсь ссориться. – Я примирительно вскидываю ладони, и шрам на моем предплечье поблескивает в свете лампы. – Просто говорю: мой проект доказывает, что мне не нужен колледж. Только ради этого я его и делала.
– Только ради этого? – повторяет папа, вскидывая брови.
– Нет, – твердо произносит Вера. Ее силуэт четко вырисовывается на фоне окна, за которым солнце опускается между сосен. – Ты сделала это для себя, Рози. У тебя родилась отличная идея, и тебе захотелось поработать над ней.
Я издаю стон. Она, как всегда, права. Вера была нашей соседкой еще до того, как мои родители поженились, и когда я родилась, и когда от нас ушла мама. Большую часть своего детства я провела в ее гостиной, полной книг, перед печкой, топившейся дровами. Пока папа работал, Вера рассказывала мне о мозге. О том, что значит быть человеком – фактически и биологически.
Она заведовала лабораторией поведенческих исследований в университете в Боулдере, но ушла оттуда, когда мне исполнилось пятнадцать, – больше не выдерживала темп работы из-за своей онкологии. После этого она учила только меня. Я умоляла ее поделиться со мной всеми знаниями в мельчайших подробностях: о предсказуемости действий человека, о врожденных моделях поведения и паттернах, которым мы следуем. Вместо отсутствующей матери меня растила и воспитывала Вера. Я была ее последовательницей и ученицей; она делала мне сэндвич с арахисовым маслом, а потом объясняла, что существует логическое объяснение любому нашему необдуманному, эмоциональному выбору. Я слушала, сжимая кулаки так, что белели костяшки. Я никогда не упоминала о матери, но упорно надеялась, что найду среди всех этих паттернов тот, который объяснит, почему она меня бросила.
– Ну хорошо, – соглашаюсь я, – у меня была причина. И очень уважительная.
– Ешь давай пасту, – говорит папа, но уже с улыбкой. На его щеках темнеет вечерняя щетина, вокруг глаз собрались смешливые морщинки. – Поспорим об этом завтра.
Через час папа провожает Веру домой, они идут по гравийной дороге к ее дому, расположенному в конце улицы. Я смотрю на них через арочные окна; папина рука согнута в локте, чтобы Вера, которая ступает медленно и осторожно, могла за нее держаться.
Папа всегда мечтал о моем поступлении в колледж, а я никогда этого не хотела. Ведь если я перееду в Кремниевую долину и устроюсь на работу, решатся все наши проблемы. У меня появятся деньги; со временем наберем и на папин ресторан. А если я поступлю в колледж, все отодвинется на четыре года да еще папа залезет в долги. По-моему, все ясно. Но папа очень упрямый. Мы оба такие.
Жужжит телефон – пришла эсэмэска от Марен.
Как успехи?
Мысленно отвечаю: «Никак». Но я пока слишком расстроена, чтобы это обсуждать. Пересекаю гостиную и шлепаюсь спиной в подушки на старенькую бугристую тахту, спугнув Эстер. Ей уже восемь лет. Мы нашли ее когда-то на заднем дворе кофейни. Она полосатая, с колкими усами и вредным характером, но все равно наша любимица.
Эстер шипит и сворачивается клубком, давая понять, что не желает со мной общаться.
– Сама такая, – говорю я и, разблокировав телефон, захожу в инстаграм[1].
Почти восемь вечера, предпоследняя пятница лета. У меня в ленте полно фотографий людей у костра на берегу озера, или в Скалистых горах, или сидящих в обнимку на капоте машины. Все нормально, все как обычно. Но тут я внезапно вижу ее.
Сойер – моя двоюродная сестра двадцати трех лет от роду, обладательница счастливого набора генов; она ослепительно красива. Закончив Университет Миннесоты, сестра посчитала ниже своего достоинства устроиться на обычную должность начинающего специалиста и вместо этого стала вести блог о своей жизни. Обычно она рекламирует миллионной без малого аудитории кремы для глаз. Но сейчас, когда я просматриваю видео с ее лицом, что-то меня цепляет. Я не сразу понимаю, что именно. Логотип «ПАКС» крупным планом в верхнем уголке экрана. Я включаю звук.
«Привет, крошки! – говорит Сойер. У нее накладные ресницы, а губы блестят, как обертка от двух палочек "Твикс". – Сёдня мне хочется поделиться с вами кое-чем другим. Ну что, поехали?»
Она таращит зеленые глаза, ресницы торчат во все стороны. Интересно, когда она начала говорить «сёдня»?
«Короче, появилось новое приложение под названием "ПАКС", и это самая крутая штука из всего, что я видела. – Она наклоняется к камере и, приставив ладонь ко рту, заговорщически шепчет: – Признаюсь, я не совсем объективна, поскольку это приложение создала моя гениальная младшая двоюродная сестренка. Ну вы все наверняка помните игру, которой мы увлекались в детстве. Ту, где надо рисовать спираль на листке бумаги и…»
Она продолжает говорить, но у меня так шумит в ушах, что я ничего не слышу. Что за фигня? С колотящимся сердцем просматриваю комменты.
Только что загрузила!
ОоОООоооОООоо как круто. Я тоже хочу узнать свое будущее.
ОМГ загружаю. «ПАКС» + наука??
Спасибо за то, что поделилась, @sosawyer, звучит охренительно!
Нет. Нет, нет, нет. Я немедленно набираю сестре. Только сегодня утром она прислала мне сообщение с пожеланием удачи, добавив не менее пятнадцати тысяч смайликов.
Сойер, тебе придется убрать этот пост. Мое приложение – всего лишь школьный проект, им еще нельзя пользоваться. Я дала его посмотреть только тебе!!!
Проносятся секунды. У меня горит все тело. Рядом начинает похрапывать Эстер.
Но это же так круто, Ро-Ро! Оно предсказало, что я буду актрисой в Лос-Анджелесе, ты можешь в это поверить?
Вообще-то да, могу. Пока мне не исполнилось девять, Сойер жила в Свитчбэк-Ридж, а потом дядя Хардинг нашел новую работу в Миннеаполисе и перевез туда семью. С тех пор мы в основном переписываемся в мессенджерах или обмениваемся личными сообщениями в соцсетях, но, даже выражая эмоции пикселями, Сойер ухитряется делать это драматичнее всех моих знакомых.
Я не успеваю ответить, как она уже шлет новое сообщение:
Джози тоже в восторге.
Она уже записала сторис о приложении!
Я снова открываю соцсети и захожу в профиль Джози Свит, лучшей подруги Сойер. В прошлом году она выпустила свой третий альбом и вот теперь – кто бы мог подумать, – запостила сторис про «ПАКС». У меня со стуком отпадает челюсть. Cтрочу с бешеной скоростью, делая ошибки.
Боюсь, тебе придется все убрать, и попроси ее