Будем брать тебя время от времени.

Придержи коней.

Томми столько раз слышал эти слова от Марио, что потерял им счет.

Летающие Сантелли присоединились к цирку Ламбета в июне сорок четвертого года. Глядя, как Марио летит к Анжело, Томми вспоминал, как смотрел на них в первый раз несколько месяцев назад. Они прибыли поздно вечером, а рано утром уже установили свой аппарат и начали пробовать.

Сантелли были хороши. Проведя всю жизнь в цирке, Томми знал разницу между хорошими, посредственными и плохими артистами. Так вот, Сантелли были хороши — пожалуй, даже слишком — и Томми смутно удивлялся, что они делают в таком маленьком цирке.

Их мастерство было видно сразу — по той сноровке, с которой ловитор чувствовал ветер, выжидая момент, чтобы повиснуть на трапеции на коленях, раскачаться, слегка ускориться, выгибая плечи и обвивая ногами боковые стропы. Потом один из вольтижеров, маленький аккуратный седовласый старик, схватился за трапецию и проделал в воздухе долгую плавную дугу. На пике полета он резко сложился пополам, без видимых усилий перевернулся в двойном заднем сальто и, грациозно вытянувшись, ухватился за руки ловитора.

Тем временем второй вольтижер, длинноногий парень в трико, поймал вернувшуюся трапецию и прыгнул вперед. Старик отпустил руки ловитора, парень выпустил трапецию, и оба пролетели друг мимо друга, сделав сальто.

Парень благополучно оказался в хватке ловитора, а старик схватился за выпущенную парнем трапецию.

У Томми от совершенства маневра перехватило дыхание — он никогда не видел полеты так близко — однако старик, оказавшись на мостике, закричал:

— Плохо! Грязно! Марио, ты слишком рано отпускаешь! Еще раз!

Когда трюк был проделан еще трижды, старик взял полотенце, набросил на плечи и сел на край мостика. Томми, не обретя еще дара речи, развернулся уходить, но тут младший вольтижер крикнул:

— Погоди, Анжело! Раскачайся-ка хорошенько. Хочу еще раз попробовать.

— На новом месте? Как знаешь, парень. Шея твоя, — отозвался ловитор.

Когда Марио прыгнул, Томми уже знал, что тот хочет испробовать. Легендарное, практически невозможное тройное сальто в воздухе. Сделав два переворота, парень пошел на третий, но слишком поздно. Перевернувшись в воздухе, он сгруппировался, упал в сетку, пару раз спружинил и издал горький смешок. Затем кувыркнулся с края сетки. Издалека Томми принял его за взрослого, но теперь видно было, что между ними всего несколько лет разницы.

— На что пялимся, приятель?

— А что, закон запрещает? — отозвался Томми. — Просто считаю, что вы хороши. У наших последних акробатов и посмотреть не на что было.

— О да, я был крут. Особенно минуту назад.

— Просто не повезло, — Томми неожиданно застеснялся. — У вас почти получилось. Когда-нибудь точно получится.

— Всенепременно. Когда-нибудь. За тысячу попыток получилось дважды.

Наверное, на второй тысяче получится раза четыре. Ты вообще кто? Явно не городской. Из цирка?

— Я Томми Зейн. Младший.

— А, парнишка Тома Зейна? Познакомился с твоим отцом прошлым вечером, — гимнаст пожал ему руку. — Тоже будешь дрессировщиком?

— Нет, мистер Сантелли.

Парень хохотнул.

— Ладно тебе, я же не старик. Мистер Сантелли — это мой дед. Вон там.

— Я слышал, как он называл тебя Марио.

— Сценическое имя. В семье всегда был Марио. Вон тот — Папаша Тони, мой дед. Ловитор, Анжело, мой дядя — брат матери. Он тоже Сантелли. А меня зовут Мэтт Гарднер… Мэттью-младший. Отец ловил маму, когда она выступала. Он умер, я тогда был маленьким. А ты выступаешь?

— Езжу на парадах, помогаю Ма Лейти с костюмами. Иногда выхожу на замену в воздушном балете, если кто-нибудь из девочек берет выходной. В парике, — и тут Томми набрался храбрости. — Но на самом деле я хочу быть воздушным гимнастом.

Он ожидал, что Марио засмеется или обронит что-нибудь свысока, как большинство взрослых. Но признаться внезапно показалось очень важным. А ответ он примет любой — от настоящего-то акробата.

Но Марио только вздернул одну из своих дьявольских бровей.

— Правда? Ты долго в воздушном балете?

— Лет с девяти. Как все дети.

— Знаю, сестра выступала. Получается?

— А чему там получаться? — в запальчивости воскликнул Томми. — Даже у Ма Лейти получилось бы, если б нашелся трос, который ее выдержит.

Марио начал было смеяться, затем умолк. Пристально посмотрел на Томми, сведя брови почти в одну линию, затем оглянулся на пустой аппарат. Папаша Тони и Анжело уже ушли.

— А знаешь что… Хочешь слазить?

— Наверх? На аппарат?

— Трусишь?

— Нет, — быстро открестился Томми. — Просто когда я в последний раз лазил на высоту, меня оттуда сняли. И задали трепку.

— Ну, обещаю, что трепку тебе никто не задаст. Вперед.

И вот Томми в первый раз полез по узкой качающейся лестнице. И даже в этот первый раз он лез, как все акробаты: держась только за боковую стропу, оставив тело снаружи, опираясь на перекладины лишь пальцами ног. Он никогда не делал подобного прежде, но получалось это у него так же естественно, как дышать. Мостик закачался — Марио ступил позади.

— Вижу, высоты ты не боишься. Твой отец высокого роста?

— Где-то пять и семь. Но я не уверен.

— А мать?

— Примерно с меня. А что?

— А то, что, если ты собираешься вымахать до шести футов, можешь даже не начинать. Я считаюсь слишком рослым для вольтижера, а во мне всего-то пять и восемь. Хотя вряд ли ты будешь таким высоким. Сколько тебе? Лет десять?

— В мае было четырнадцать, — холодно ответил Томми.

— Значит, для своего возраста