не целовался на улице, и не обнимался. Кроме нас. Мы просто сто метров не могли пройти без того, чтобы не сплестись друг с другом, не целоваться в засос!
Наверное, это все-таки Париж действовал! Про ночи я тебе рассказывать не буду. А то ты опять возбудишься, а мне нельзя. Он мне, как безумный, такие слова говорил!
Я его спросила тогда – может быть он меня уже любит? Он ответил:
– Не знаю. Мне с тобой хорошо.
А я его любила. Я это знала точно.
И она замолчала. Молчала долго. То ли вспоминала, толи плакала. В темноте не видел.
– А дальше что было? – спросил я, наконец.
– А дальше мы вернулись в Москву. И через неделю его убили. Не знаю кто. Кто я такая, чтобы мне докладывать. Просто вместо Бориса вечером пришел водитель. Сказал, что убили. Когда я пришла в себя, еще сказал, что завтра отвезет меня на вокзал и заберет ключи. Потому что эта квартира теперь жены Бориса. И она теперь отдает приказы. Вот так, как видишь, я теперь здесь.
***
Утро было хмурым. Вера тоже была хмурой, неразговорчивой и какой-то разбитой.
Когда я проснулся и вошел на кухню, она молча отодвинула мне стул.
Завтракали.
– Вер, а дочка твоя от Бориса? – вспомнил я ночную исповедь.
– Какого Бориса?
– Ну, твоего Бориса. Ты же мне всю ночь рассказывала.
– Не было никакого Бориса. – равнодушно сказала она. И жизни той не было. Я все это выдумала. Хотела бы, конечно, прожить такую жизнь. Но ее не было. И не будет. Ты что, правда поверил, что девушку из этого Кологрива, она кивнула за окно, – увезет в Париж миллионер!?
Дождь стучал в окно. Скрипели почему-то половицы, по которым никто не ходил. Ветер завывал в печной трубе. Утро начиналось в этом маленьком провинциальном городке. Где пройдет Верина жизнь.
