— Вот так бутон! — шамкали два сенатора, потирая руки.

«Мадонна чистая», — думал жених, глядя на большие, прозрачно-детские глаза своей невесты, на её пышные, белокурые волосы и крошечный пунцовый ротик, чуть-чуть открытый.

Она тихо, но ясно сказала «да», колечко её было так мало, что жених даже не мог попробовать надеть, и он был счастлив, счастлив как никогда в жизни…

Когда Муся, окружённая восторгом похвал, села в свою карету, и муж запахнул на ней ротонду из тёмных соболей, она тоже была счастлива.

Только Аркадий Павлович, лёжа в тот же вечер ничком на своей кровати, рыдал, рыдал как безумный, и не мог понять, что он тоже счастлив, — что миновала его та чаша, к которой он так жадно тянулся губами.

1899