– времени-то уже далеко за полдень. И как оно вдруг так пронеслось? Целый день пролетел.
Пошел к месту встречи. Дождался своих спутников. Потом был ужин в ресторане над живописным склоном. А на нём сын подарил мне серебряное пасхальное яйцо. Не забыл о моём дне рождения.
Встречать бы дни рождения на островах Средиземноморья! О, если б на любимом Патмосе! Уже я старик, а как мечтал пожить хоть немножко зимой или осенью на Патмосе, сидеть в кафе у моря, что-то записывать, что-то зачёркивать, вечером глядеть в сторону милого севера, подниматься с утра к пещере Апокалипсиса и быть в ней. Когда не сезон, в ней почти никого. Прикладываешь ухо к тому месту, откуда исходили Божественные глаголы, и кажется даже, что что-то слышишь. Что? Всё же сказано до нас и за нас, что тебе ещё?
ЗВОНАРЬ САША (надевая перчатки): «Ко мне сюда и батюшки ходят». Поднимаются: «Саша, полечи-ко». Становятся под колокол. Я раскачаю, раскачаю – ж-жах! От блуждания в мыслях лечит. Мозги освежает (надевает наушники). Будет громко. (Ударил.)
Да, впечатляет. Всего звоном протряхивает. Но не глохнешь. Освежает.
АРИСТОТЕЛЬ, КАТАРСИС, очищение искусством. Очистился, вышел из театра и тут же согрешил. Какой катарсис, соблазны не прекратятся до последнего издыхания. И какой катарсис в нынешнем театре?
– ЭТОТ ВАЛЕРКА – прикол ходячий. Вовремя в гараж не вернулся, утром приезжает. Завгар Мачихин ему: «У какой, тра-та-та, ночевал?» – «Ни у какой. Парома не было» – «А-а». А потом только сообразил: какой паром в январе?
С Валеркой работать – каждый день живот болит. От смеху. Сделал пушку. Серьёзно. Меня уговаривал снаряды точить. Я не стал: вляпаешься с ним. Тем более просил точить на сорок. Это ж почти сорокапятка. Но ему кто-то выточил. Стреляли. Из буровой трубы. Стенки толстые, заклепали один конец. Напрессовали алюминиевой пудры, вложили пакетик с порохом, внутрь спираль от злектролампочки. Так её аккуратно разбили. А дальше провода, дальше нацелили на забор, отошли подальше, концы закоротили и – пли! Забор свалило. Потом эту пушку сделали миномётом. Заряд поменьше. Валерка свой сапог на ствол надел. Ударили! Сапог летит с воем, подошву оторвало. Баба шла с сумками, перед ней сапог – хлоп! Она аж присела. Оглянулась – никого. Бежать. Смех разобрал: Витька прыгает в одном сапоге.
– ЧЁРНОГО РОДИЛА? – Как это? – А так. Когда её в роддом вёз, чёрная кошка дорогу перебежала. – А когда тебя в роддом везли, осёл дорогу не переходил?
ВЯТСКИЙ – НАРОД хватский: семеро одного войска не боятся. Или: вятский народ хватский, столько семеро не заработают, сколько один пропьёт.
С ОДНОЙ СТОРОНЫ, у новых богатых вопиющая безграмотность. Не отличат Гегеля от Гоголя, Бабеля от Бебеля, с другой – какое-то необъяснимое стремление к строительству своего дома на святом месте или около него. Ну что ему: мало островов, яхт, пейзажей? Нет, ему надо, чтобы во время аперитива подвести гостей к высоким окнам гостиной и показать: «А тут вот Михайловское, а там (показывает) Тригорское. Читали? Скамья Онегина. Думаю сюда перенести. Тут усадьба Ганнибалов. Чёрный был дедушка у Пушкина. И я негров заведу».
Другой: «Тут Радонеж, слыхали? Патриарх приезжает. Думаю в гости звать. Но надо же что-то достойное соорудить».
Третий: «Видишь? Возьми бинокль. Видишь? Багратионовы плеши (надо – флеши), не так себе. Тут Кутузов на барабане сидел, там вот Наполеон, тоже на барабане. Так и сидели. Не пойму, как руководили, айфонов же не было. Или были? В общем, живу между полководцами. Кто-то там возмущается? Ну, это они завидуют. Я ещё хочу в Тарханах построиться, не как-нибудь. Представь: луна, я гуляю. О Лермонтове слыхал? Выхожу, понял? один я, понял? на дорогу. Дальше не помню, неважно».
– С ЭТОЙ ПЕРЕСТРОЙКОЙ сопьёшься. А я, ей благодаря, пить бросил. Стали нас травить европейским дерьмом, спиртом «Рояль». Взял с устатку, налил рюмку, поднял – одна горелая резина. Весь переблевался. Утром и похмелья нет. Я эту «европу» приговорил к смертной казни через позор: шарахнул в общественный туалет. Только схлюпало. А кто и втянулся. Таких уже и живых нет. На это Европа и рассчитывала. Ничего, схлюпает.
– МОЯ ПРАВАЯ нога ничего не делает,
Нога левая, кривая, всё по девкам бегает.
САЛОНИКИ. СВЯЩЕННИК из Кении, темнокожий отец Анастасий, вместе с нами едет со Святой Горы Афон. Показывает дорогу к гостинице. Волочит огромный чемодан на колёсиках. Переехал ногу полной гречанке. Она в гневе поворачивается и… потрясённо произносит: «Отелло!»
НОВОМУ «РУССКОМУ»: «Ваш сын сделал в диктанте сто шестьдесят две ошибки». – «А вы не подумали, что он на другом языке писал?»
НИКАКОГО СРАВНЕНИЯ нашего Синодального периода с Викторианским. У нас сохранилась и Россия и вера православная, они потеряли империю, вера стала прикладной, осталась только политика (ссорить людей и государства).
ЗНАК ВРЕМЕНИ – отсутствие времени. «Прошли времена – остались сроки» – говорит батюшка. Он же утешает, что людей последних времён будет Господь судить с жалостью к ним. «Страшно представить, чего переживаем, в каком аду живём». Ещё говорит: «Вы молитесь, чтоб стало лучше? Да вы молИтесь, чтоб хуже не было».
В БУЛОЧНОЙ (ГРЕЦИЯ) взял хлеб. Показался твёрдым для моих зубов. Как объяснить? Постучал по хлебу и по столу. Мол, такой же твёрдый. Продавец обиделся ужасно, еле ему объяснил, руку к сердцу прижал. Понял, что не со зла. Сбегал за хорошим вином. Хорошо выпили.
СКАЗАЛ ВНУКУ: «Книги разные, они между собой ссорятся. Иногда до драки». Внук: «Они ссорились, а пришла Библия, и они замолчали». Он же: «Бог как воздух: Он везде, а мы Его не видим».
ТОЛЯ (по телефону): «Ходил за грибами. Как только начинаю Символ веры читать, попадаются». Вот тебе комментарий к тургеневскому Базарову: «И грибы домой таская, я доказываю вам, что природа – мастерская, но она и Божий храм».
У ДОКЛАДЧИКА НА трибуне явный понос слов и одновременно запор мыслей.
УХВАТИЛИСЬ ЗА СВЕЧКУ и Горбачёв и Ельцин. Но Горбачёв пошёл дальше Ельцина. И дальше Ленина, и дальше Троцкого. Они бредили о мировой революции, Горбачёв о мировой религии. Это похлеще.
В ЧИСТУЮ РЕКУ русского языка всегда вливались ручьи матерщины, техницизмов, жаргонизмов, всякой уголовной и цеховой фени, но сейчас уже не ручей, а даже река мутной, отравляющей русскую речь интернетской похабщины и малоумия. «Аккаунт, кастинг, чуваки, фигня, блин, спикер, саммит, мочканули, понтово, короче», так вот. В такую реку, в такую грязь насильно окунают. И отмыться от этого можно только под душем святителя Димитрия Ростовского, Даля, Пушкина, Шмелёва, Тютчева, Гончарова, под русским, одним